Культурное наследие Сибири Электронное
научное
издание
Карта сайта
Поиск по сайту

О журнале | Номера журнала | Правила оформления статей




В.Н. Волкова

РОССИЙСКИЙ ЧИТАТЕЛЬ НАЧАЛА ХХI ВЕКА: ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ (ПО МАТЕРИАЛАМ СИБИРСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ)*


«Человек читающий» не случайно сегодня стал объектом пристального внимания со стороны исследователей самых разных гуманитарных направлений. Его изучают социологи, культурологи, психологи, педагоги, библиотековеды, литературные критики, литературоведы, пытаясь за особенностями читательского поведения увидеть динамику развития современного российского общества.

Читателю посвящаются конгрессы, конференции, симпозиумы, совещания, дискуссии. Можно, например, назвать I Всероссийский конгресс в поддержку чтения (Москва, 2001 г.), Всероссийское совещание «Регионы России: читающие дети – читающая нация» (Москва, 2002 г.), пятую международную научно-практическую конференцию «Психология, педагогика и социология чтения» (МГУ, 2001 г.). В Институте философии РАН прошло заседание клуба «Свободное слово» на тему «Литература и общество. Куда девались «властители дум» и «инженеры человеческих душ»»1. На протяжении 2002–2003 гг. «Литературная газета» вела долгую дискуссию «Сумерки литературы: закат или рассвет?», также посвященную сложным и резко изменившимся в России за последние десятилетия взаимоотношениям писателя и читателя, а шире – литературы и общества.

Дискуссии, проводимые на борту потерявшего ориентиры российского корабля в условиях штормовой качки, естественно, не могли привести к взвешенным, научно выверенным результатам, однако выдвинули ряд ключевых позиций для дальнейших размышлений. Среди них – «умерла русская литература», «исчез российский читатель», «каковы думы, таковы и властители». «Мы все не осознали в полной мере, что с нами произошло и куда мы движемся… И благодаря этому хлынули потоки поп-культуры и псевдокультуры» (В. Ванслов). «Куда скрылась душа, и чем она занята? Надобно суметь освоить все формы свободы, чтобы понять, что за этим кроется» (А. Яковлев)2.

Участники отмеченных дискуссий выступали от имени писателей и профессионально связанных с ними представителей гуманитарной интеллигенции. Попробуем теперь взглянуть на те же проблемы с другой стороны – с позиции сегодняшнего российского читателя. При этом, что немаловажно, читателя восточных регионов страны, т.е. максимально удаленного от центра производства основного литературного и издательского «продукта», расходящихся от него пиар - волн и премиального возбуждения окололитературной среды. Его мнение выражается просто и конкретно – «читает» или «не читает».

Чтобы ответить на вопрос, какие книги читает «для души» житель современной Сибири, Государственная публичная научно-техническая библиотека Сибирского отделения РАН в 2001–2002 гг. разработала и запустила через библиотеки, институты, школы, учреждения самых разных профилей анкету, посвященную чтению. Среди предлагаемых вопросов – какое место занимает книга в жизни людей, для чего они читают и что именно: какие жанры и области художественной литературы их интересуют, каких конкретно писателей (и какие произведения) они наиболее ценят. Анкетирование проводилось в Новосибирске, Челябинске, Барнауле, Тюмени, Бердске и других городах. Естественно, что подобное «пилотное» исследование не может претендовать на репрезентативность выборки опрашиваемых, системность и полноту полученных результатов, и все же оно помогает высветить наиболее характерные черты современного читательского поведения.

Предпринятое начинание пока далеко от завершения. Частично итоги этой работы вошли в сборник Государственной публичной научно-технической библиотеки (ГПНТБ) СО РАН «Книга, общество, читатель: современные аспекты» 2004 г. В целом разными авторами было проанализировано 958 анкет.

В данной статье делается попытка рассмотреть лишь один узкий срез проблемы, наиболее показательный для выяснения вопроса о взаимоотношениях общества и литературы в современной России. В качестве «общества» в данном случае мы выделяем его наиболее образованную, интеллектуальную часть, с высшим или незаконченным высшим образованием, как правило, вписавшуюся в новые условия жизни и чаще всего профессионально не связанную с литературным процессом. В нашей выборке из 125 человек – предприниматели, менеджеры, банковские работники, служащие среднего управленческого звена, преподаватели школ и вузов, юристы, инженеры, библиотекари и многие другие категории граждан. Чаще всего это люди 20–40 лет (64%) и 41–50 лет (еще 20%), т.е. возраста становления и активного утверждения в жизни. Нельзя не отметить и более охотного участия в нашем опросе (71%) женской половины сибиряков.

В ряде исследований выделенная нами категория людей ассоциируется прежде всего с так называемыми «новыми средними русскими», которые, по определению специалистов, составляют около 20% населения страны и определяют коммерческий успех современных издателей3. Несмотря на близость понятий, мы все же не поручимся, что исследуемая нами категория сибиряков по своему материальному достатку способна обеспечить высокие тиражи полюбившимся книгам. Но в то же время, по нашему убеждению, именно эта аудитория «читающей России» позволяет уловить особенности мировоззренческих сдвигов, интуитивных поисков и чаяний людей, их реакцию на возникающие геополитические, экономические, социальные и иные ситуации. По их читательскому поведению в значительной степени можно судить о характере саморазвития российского социума. При этом нельзя не учитывать, что в традиционно «литературоцентристской» России роль книги и чтения сегодня, как и прежде, очень значима, ведь «вне культурной преемственности страна превращается в пустое пространство, открытое для любого экспериментирования над собой»4.

Отношение к книге и чтению вообще за последние полтора десятилетия претерпело в России почти революционные перемены, которые продолжаются и по сей день. Разрушение традиционных ценностных ориентиров, самого понятия нравственного «верха» и «низа», прагматизация жизненных установок, клиповый характер информационной среды, внедряемый электронными средствами массовой информации (СМИ), наконец, разорванность культурного пространства страны – все это не могло не породить иную социальную реальность, а вместе с ней и иное отношение к чтению. При этом постсоветское российское общество не стоит на месте. Оно активно ищет себя, разочаровывается и обольщается, отвергает и обретает. Моменты этой работы над собой кристаллизуются, в частности, в его читательском поведении.

Обратившись к избранной нами группе сибирских образованных читателей, попытаемся дать его беглый (и очень условный) собирательный портрет.

Первое, что важно отметить, – это продолжающий оставаться высоким статус книги и чтения в жизни образованных сибиряков. Отвечая на вопрос: «Какому занятию в свободное время вы отдаете предпочтение» (выбиралось из: чтение книг, журналов, газет, просмотр ТВ программ, общение с компьютером, посещение кино, театра) они книге неизменно отводили первое место. С определенными колебаниями внутри возрастных и гендерных групп чтению книг в свободное время отдали предпочтение 77% опрошенных, журналов – 47% (столько же и просмотру ТВ программ), газет – 36%, общению с компьютером – 10% (в мужской группе – 22%).

Несмотря на приоритетность для данной группы чтения в производственных и учебных целях, оказались далеко не забытыми и такие традиционные для россиян цели обращения к книге как «познание жизни» (54% респондентов), «эстетическое удовольствие» (50%). И все же современный читатель видит в книге прежде всего средство развлечения, отдыха, релаксации, отвлечения от изнурительной повседневности. Чтение как «отдых» признало 65% опрошенных.

Сами респонденты мотивы чтения объясняли по-разному. Для 20–30-летних – это прежде всего «поднятие настроения», «снятие напряжения», «для соответствия своим друзьям», «чтобы поддержать беседу», «просто нравится». Читатели 40–50 лет чаще отмечали «расширение кругозора», «саморазвитие», «повышение уровня знаний».

В связи с установкой сибирских образованных читателей в первую очередь на развлекательное, компенсаторное чтение, самая значительная их часть (54%) любимым жанром литературы признала детектив. За ним в порядке убывающей приоритетности следовала русская классика (37%), зарубежная классика и исторический роман (по 33%), психологический роман (29%), новейшая российская 22%) и новейшая зарубежная (21%) литература, интеллектуальный роман (20%), фантастика и автобиографический роман (по 19%), сентиментальный роман (17%), поэзия (16%), приключения (12%), мистика (11%), фэнтези (10%), литература русского зарубежья (6%).

Если внимательно проанализировать анкеты, то можно обнаружить, что любителями детективов и «серьезной» литературы оказываются одни и те же лица. («Детектив – в транспорте, классика – дома», – как отметила одна из респонденток). При этом в единой связке спокойно уживаются Д. Голсуорси – Т. Драйзер – Д. Донцова, а любимыми авторами поклонника детективов становятся А. Чехов и О. Бальзак. Такое совмещение в одном лице любителя массовой и классической литературы – новая особенность читательского поведения россиян, прежде, как правило, четко разведенных по канонизированным культурным этажам. По этому поводу можно лишь заметить, что у человека, который живет в сложном постоянно меняющемся мире и выполняет в нем параллельно множество социальных ролей, чтение естественно становится полифункциональным, разноуровневым, в определенной мере облегченным и поверхностным.

Несмотря на кажущуюся хаотичность читательского поведения сибиряков, в нем можно обнаружить ряд четко прослеживаемых тенденций. При несомненном преобладании (в количественном отношении) легкого рекреативного чтения, ни один из опрашиваемых не назвал среди наиболее ценимых им писателей авторов детективов, триллеров, боевиков. Их имена, как правило, вообще не упоминались в анкетах. Зато в первой пятерке самых «рейтинговых» писателей неизменно оказывались М. Булгаков, А. Пушкин, Ф. Достоевский, Л. Толстой, А. Чехов. За ними в меняющейся последовательности следовали Б. Акунин, Т. Толстая, А. Маринина, Э. Ремарк, Дж. Фаулз, В. Пелевин, А. и Б. Стругацкие, В. Шукшин, Д. Голсуорси, А. Кристи, И. Бунин, В. Пикуль, В. Токарева, В. Орлов, О. Бальзак, Т. Драйзер, П. Коэльо, Х. Мураками Д. Толкиен и другие.

Размышляя об отношении современного (не только образованного) читателя к русской классике, нельзя не отметить расхождения понятий «активно читаемый» писатель и «наиболее ценимый». Имена А. Пушкина, Л. Толстого, Ф. Достоевского, А. Чехова в самых разных исследованиях как общероссийских, так и сибирских, чаще всего оказывались первыми среди «почитаемых», но назвать их активно читаемыми было бы рискованно. Как показывают результаты нашего исследования, пик чтения классики приходится на возраст до 30-ти лет и связан чаще всего с освоением учебных программ, и после 50-ти, когда у людей появляется время и потребность возвратиться к близкому и эмоционально освоенному миру образов и чувств. В то же время эти писатели для сибиряков остаются значимыми и в самую продуктивную пору их жизнедеятельности. Особенно показательно в этом плане отношение наших современников к творчеству А. Пушкина. Анализируя анкеты, нельзя не учитывать, что частое упоминание в них имени поэта не всегда связано с действительным литературным выбором. Это имя всегда на слуху, даже у закоренелых не читателей, поэтому с легкостью ложится в строку анкеты. Тем не менее живость и животворность пушкинского гения для человека современной России очевидны. В Сибири это подтверждается наблюдениями библиотекарей, социологическими опросами, беседами со школьниками и людьми иных возрастов. Источники этой длящейся веками плодотворности пушкинского Слова, его фундаментальная включенность в русский духовный универсум подробно рассматриваются в книге В. Загидуллиной «Пушкинский миф в конце ХХ в.»5.

Укорененность в российском обществе представлений о литературной классике дореволюционной поры как непреходящей общенациональной духовной и эстетической ценности сегодня проявляется не столько в реальном чтении произведений, сколько в памяти о них, живучести классических сюжетов и коллизий в контексте нынешнего дня, театральном и кино – репертуаре. Наглядный тому пример – недавний серьезный, во многом неожиданный, зрительский успех экранизации режиссером В. Бортко романа Ф. Достоевского «Идиот». Как отметила литературовед Л. Сараскина, за 10 телевизионных вечеров зрители «сбросили с себя, как дурной сон, годы сидения на игле «мыльных опер» и боевиков. Оказалось, что они жаждут серьезного кино, испытывают ностальгию по отечественной классике и ее возвращение принимают на ура»6.

Что касается классика более поздней поры – М. Булгакова, которому исследуемая нами группа сибиряков отвела первое место в ряду литературных предпочтений, то здесь прослеживаются несколько иные механизмы взаимодействия писателя прошлой эпохи с современной читательской средой. Живой интерес к творчеству М. Булгакова, особенно его роману «Мастер и Маргарита», обнаруживается во всех возрастных группах сибиряков. Он возникает из тяги сегодняшнего читателя к произведениям фантастическим, остросюжетным, мистическим, вбирающим в себя не только «объективную реальность», но и «миры иные», ареалы мечты, воображения, чуда. В творчестве М. Булгакова с замечательным мастерством и талантом реализуются все эти моменты. Оно содержит элементы социально-бытового и приключенческого жанров, фэнтези и даже детектива. Легкость языка сочетается в нем с глубиной поднимаемых этических проблем и осваиваемых культурно-философских пластов. Из классиков ХХ в. именно М. Булгаков сделал наиболее решительный прорыв в новое художественное видение мира, так востребованное сегодня и обозначенное литературоведами как метафизический реализм. Можно лишь порадоваться за того собирательного сибирского интеллектуального читателя, который воздвиг на пьедестал почета именно это писательское имя.

Еще одна характерная черта современного читательского поведения россиян – уход из круга их интересов авторов и книг противоборствующих общественно-политических движений – как литературных кумиров последних советских десятилетий, так и современных борцов за переустройство общества (от А. Солженицына до Э. Лимонова и А. Проханова). Если судить по рейтингам продаж в книжных магазинах Москвы, где большими тиражами расходятся произведения этих писателей7, то можно предположить, что читатель российской провинции менее политизирован, чем столичный.

Охлаждение современного читателя к произведениям литературы, преисполненным идеями глобального переустройства мира, борьбы за счастье и справедливость для всех, очевидно и вполне объяснимо. Интеллектуальное напряжение конца 1980 – начала 1990-х гг., потраченных на усвоение значительного массива «возвращенной» и новой бесцензурной литературы, привело российского читателя на обширное пепелище былых идей и героических свершений во имя будущего. Рубеж столетий стал для россиян периодом социальной усталости, вызванной ощущением бесплодности и неоправданности политических потрясений. Оставленность человека государством на распутьях «дикого» капитализма разбудила в обществе мощные силы выживания, направленные на адаптацию к сложившимся условиям жизни.

В силу особенностей российской истории рядовой человек всегда ощущал себя неотъемлемой частью государственной системы. Как писал С.А. Ковалев, «личность вольно или невольно замкнулась на государстве как на верховном распорядителе человеческих судеб и верховном подателе материальных и духовных благ»8, не развив в достаточной степени чувства личной ответственности за свою судьбу. Сегодня человек впервые остался наедине с самим собой. Привычное, по преимуществу двухполярное, советское общество распалось на множество отдельных индивидуумов, пытающихся самостоятельно решать собственные проблемы. Новое мироощущение обернулось интенсивной деполитизацией и деидеологизацией общества, «уходом в себя» значительной части населения, формированием индивидуалистической системы ценностей.

На этой волне из чтения россиян ушли или почти ушли многие значимые для русской культуры писательские имена, целые пласты литературы, определявшие «большой стиль эпохи» ХХ столетия – «шестидесятники», «деревенщики», «московская школа» (поколение сорокалетних). В 125 анкетах образованных сибиряков ни разу не встретились имена В. Аксенова, В. Белова, Ю. Бондарева, В. Быкова, В. Вайновича, В. Дудинцева, Б. Екимова, Б. Можаева, В. Солоухина и многих, многих других известных писателей. Лишь дважды упомянут А. Солженицын, по одному разу – Ч. Айтматов, В. Астафьев, М. Горький, А. Платонов, А. Приставкин, В. Распутин, Ю. Трифонов, М. Шаламов, и то, как правило, в старшей возрастной группе.

По-видимому, по той же причине сегодня сибирским читателем почти не востребована и литература русского зарубежья (как писатели прежних эмигрантских волн, так и современные). Из 125 респондентов их отметило 8 человек (6%). В анкетах лишь изредка упоминались имена И. Бродского, С. Довлатова, Е. Замятина, В. Набокова.

Разминулись с читателями и авторы современной интеллектуальной прозы. Пересечение номинантов престижных литературных премий (Буккер, Антибукер, Дебют), а также авторов, публикуемых, например, в серии «Вагриуса» «Современная российская проза», с «рейтинговыми» в читательской среде писателями минимально. Можно назвать Б. Акунина, В. Пелевина, Т. Толстую, Л. Улицкую. И это симптоматично. Поиски причин такой глобальной «невстречи» современной «серьезной» русской литературы со своим читателем приходится искать в обоих «станах». Сегодняшний читатель, воспитанный в стихии рекламно-новостной культуры и обремененный множеством повседневных забот, чаще всего не хочет затрачивать умственных усилий на постижение усложненных, с трудом воспринимаемых текстов. Но главное все же в том, что его духовные интересы лежат в совершенно иной плоскости и не получают ответного импульса в творениях погруженной в себя «высокой» литературы. (Их скорее улавливают и воплощают авторы «масскульта»). В целом же, современная интеллектуальная отечественная проза еще не готова сказать людям нечто новое, обжигающее, значимое для многих, а «разорванное», переходное, не состоявшееся общество пока не готово услышать гипотетически ожидаемое Слово. Нужно время, чтобы вызрело и то и другое. По справедливому замечанию Е. Сидорова, «когда рушатся мировые империи, не важно, какие – Римская, Британская, Австро-Венгерская или Советская, – у интеллектуалов на время возникает естественное право гражданского одиночества»9.

Из весьма представительной обоймы современных писателей – постмодернистов сибирский образованный читатель выделил лишь два имени – В. Пелевина и Т. Толстую. При всей несхожести этих писателей они стали для нашего современника той питательной средой, которая помогала, смеясь, расставаться с социальными иллюзиями прошлого (а заодно и базовыми представлениями о добре и зле, верой в существование хотя бы абстрактных критериев разумного мироустройства).

В романах и повестях В. Пелевина читатель улавливает остро и гротескно схваченные приметы поздней советской и постсоветской России, окунается в бурно кипящий иллюзорный мир муляжей, имиджей, симулякров, брэндов, рекламных слоганов. При этом во всех произведениях В. Пелевина – от ранних, более философски насыщенных («Жизнь насекомых», «Желтая стрела», «Затворник и Шестипалый» и др.), до последующих, «облегченных» в угоду читательским вкусам – неизменно присутствует главная мысль автора об изначальной бессмысленности и бесцельности жизни как таковой, неизбывности движения человека и человечества «из Ниоткуда в Никуда».

Артистичная, изящная, как кружева, остроумная и талантливая «малая проза» Т. Толстой также пришлась по вкусу нашему современнику. Она не заставляет страдать от того, что зло и несправедливость торжествуют, а слабым и незлобивым не остается места в сегодняшнем жестоком мире. Автор дает понять, а читатель готов поверить, что так оно и должно быть. Читая роман Т. Толстой «Кысь», можно вместе с автором всласть посмеяться над нелепой, беспросветно дикой историей России, а также вполне одичалым будущим. «Этот роман так вкусно написан, что хочется съесть каждую фразу, урча и причмокивая», – заметит Б. Акунин10. Современный читатель откликается на яркость и сочность образов, неожиданность сюжетов и коллизий, создаваемых В. Пелевиным и Т. Толстой, пробует «на зуб» новые (не воспитанные русской литературной традицией) постгуманистические идеи, избавляется от излишнего груза «социальной ответственности» и «моральной устойчивости». Но основательно торить «путь в Никуда» вместе с писателями – постмодернистами ему недосуг. Видимо, прежде всего поэтому так мал улов «человеческих душ» в сетях этого литературного направления.

Как уже отмечалось, круг духовных поисков россиян в значительной мере переместился из области переделки мира в сферу познания самого себя, оценки собственных внутренних возможностей, позволяющих выжить и победить в предлагаемых жизненных обстоятельствах. Эти поиски сегодня разбросали думающих читателей по множеству индивидуальных ниш и ячеек, где каждый черпает из своего источника. Для одних это «вечная» русская классика, для других (выборочно) – отечественная литература более поздних времен (А. и Б. Стругацкие, В. Шукшин, В. Орлов, В. Токарева, М. Шолохов, Л. Улицкая). Серьезный импульс для самоидентификации современному читателю дает зарубежная литература, значительно более, чем русская, насыщенная опытом индивидуального выстраивания судьбы и борьбы личности за свои интересы. Среди востребованных писателей здесь можно назвать Э. Ремарка, Дж. Фаулза, Д. Голсуорси, О. Бальзака, Т. Драйзера, П. Коэльо, Г. Маркеса, Х. Мураками, Б. Виана, П. Зюскинда, Стендаля и других.

Хрестоматийных классиков Западной Европы – Стендаля, Д. Голсуорси, О. Бальзака, Т. Драйзера, – судя по анализу сибирских анкет, сегодня читают, в основном, молодые (до 30 лет). По-видимому, они воспринимают их произведения иначе, чем наши соотечественники советских времен, по-новому впитывают в себя опыт проживания личности в условиях враждебного или просто равнодушного капиталистического мира. Другие писательские имена – Х. Мураками, Дж. Фаулз, П. Зюскинд – появились у нас впервые, хотя существовали и читались на многих языках мира уже давно. Причины читательского интереса образованных горожан к одному из них – Х. Мураками – тонко подметил автор предисловия к его книге «Слушай песню ветра. Пинбол 1973» М. Немцов: «Почему японский шестидесятник (по внутреннему ощущению) и семидесятник (по внешнему результату) вдруг так попал на волну в России только в середине 90-х? Дело не в подвигах переводчиков и разведчиков. Просто тормозной путь у нас длиннее, чем у японцев, и темпоритм совпал лишь недавно. Интерференция альфа-излучения случилась не только у переводчиков с автором – у всех нас, у городской массы, а насчет сельской местности врать не буду»11.

В «мирах Мураками», у его молодых, только вступающих в жизнь героев нет ничего – ни идеалов, ни целей, ни ожидаемого будущего, ни осмысленного прошлого. Есть лишь ощущение пустоты и одиночества, обреченности на проживание в мертвом, чуждом, урбанизированном и глобализированном пространстве. Сегодняшний российский читатель откликнулся и на меланхолическую интонацию автора, умеющего «слушать песню ветра», и на его тоску по живому, настоящему в искусственном мире муляжей и имитаций.

Под ту же волну «самораспада» попали в России на рубеже веков и такие разные писатели, как житель Германии П. Зюскинд и англичанин Дж. Фаулз. Герои их наиболее читаемых произведений («Парфюмер» П. Зюскинда и «Коллекционер» Дж. Фаулза) живут в разных эпохах, странах и обстоятельствах, решают абсолютно несхожие проблемы и подвержены столь же непохожим, но в равной мере нетривиальным страстям. В первом случае – это человек-монстр, гротескно уродливое порождение давних переломных времен французской истории, во втором – рядовой банковский клерк, живущий в стандартно благополучной капиталистической стране. Но в обоих романах авторы проводят скрупулезное и тонкое художественное исследование личностей, не вписавшихся во враждебный им мир, цинично и изощренно выстраивающих свой одинокий путь к персональной, не ограниченной никакими этическими табу цели.

С настойчивым интересом нашего современника к «внутренней галактике» человека, глубинным свойствам его психики связан массовый интерес читателей к произведениям бразильского писателя П. Коэльо. В его романах-притчах, четко выверенных по объему и легко «заглатываемых» не только образованным читателем, постоянно присутствует мысль о мистической заданности судьбы, важности услышать внутренний зов своего «я». Полем отчаянных битв в романах П. Коэльо всегда оказывается сама человеческая душа, внутри которой и развиваются наиболее судьбоносные коллизии.

В целом же можно сказать, что впервые российский читатель с таким напряжением добывает опыт индивидуализации и персонализации своего внутреннего мира, рассматривает человека не как производное от социального, классового, группового компонентов, а как самоценную и самореализующуюся сущность. С углубленным вниманием к психофизиологическим особенностям личности связан и повышенный интерес нашего современника к книгам по философии, психологии, религии. При этом в чтении преобладают не теоретические работы, раскрывающие глубинные аспекты бытия, как это зачастую было в начале 1990-х гг., а издания прикладного характера, изучение которых предполагает реальную пользу. Среди названных сибирскими респондентами книг можно отметить такие, как Э. Фрумм «Психоанализ и этика», «Искусство любить», Б. Сон «Расколдовать человека» (серия: «Секреты целителей»), В. Леви «Нестандартный ребенок», «Искусство быть собой: Конкретная психология», А. Семенова «Дом – зеркало души», «Магия родного дома: Энергетика, карма, исцеление» (серия: «Истоки здоровья»), А. Свияш «Карма: Решение проблемы» (серия: «Исцели себя сам. Разумный мир»), Ошо «От медицины к медитации» и др. В поле внимания сибиряка – интеллектуала иногда оказываются Библия, книги М. Лайтмана о «тайном еврейском учении Каббала», К. Кастанеды о магическом знании индейцев Америки; работы, связанные с самыми разными восточными и нетрадиционными верованиями. Нет среди востребованных изданий лишь православных книг. И это при несомненном усилении в быту образованных сибиряков элементов «православного» поведения (крещение, венчание, пост, посещение церкви и др.).

Широко востребованы сегодня сибирскими читателями книги исторической тематики (как художественные, так и научно – и ненаучно-популярные). Современный образованный россиянин неравнодушен к своей истории, хочет знать о ранее недоступных ее страницах, а также новых подходах к известным событиям и фактам. Он читает В. Суворова, А. Бушкова, Д. Волкогонова, Г. Носовского и А. Фоменко. Близки ему и традиционно популярные авторы исторических романов – А.Н. Толстой, В. Пикуль.

Наконец, неверно было бы признавать за детективом – излюбленным литературным жанром сегодняшних россиян – лишь развлекательные функции. В облегченной, не требующей серьезных умственных усилий форме читатели получают и из него опыт проживания самых разных психоэмоциональных состояний и их разрешения. Особенно это относится к женским ироническим детективам (А. Марининой, П. Дашковой, Д. Донцовой, Т. Поляковой, Ю. Шиловой), которые пользуются наибольшей популярностью. В докладах международной конференции «Творчество Александры Марининой как отражение современной российской ментальности», проходившей в Париже в 2001 г., подчеркивается ряд свойств детектива вообще и романов А. Марининой, в частности, особенно востребованных сегодняшним читателем. Среди них – чутко улавливаемый дух времени, достоверность ситуаций, бытовых примет и мотивов поведения персонажей; осмысление фактов не только в рамках детективной интриги, но и как психологический, социальный и политический феномен; обязательность положительного героя и победы добра над злом, что помогает читателю сохранять положительную жизненную ориентацию12.

Нельзя не учитывать важности для сегодняшнего читателя и развлекательной, компенсаторной функции массовой литературы. В периоды социальной усталости и разочарования обращение к легкому чтению как средству ухода от действительности, снятия эмоционального напряжения всегда усиливалось. Вполне объяснимо оно и сегодня.

Современный россиянин – скорее читатель литературы «ответов», а не литературы «вопросов», какой всегда была наша элитарная словесность. При этом впервые в отечественной истории образованный читатель ищет «ответы» индивидуально, а не в группе своих единомышленников (коммунистов – демократов, почвенников – западников, реалистов – постмодернистов и т.д.). Из общества безграничного коллективизма Россия превратилась в общество одиночек, вынужденных приобретать необходимый для жизни в постиндустриальном мире опыт «индивидуализации», взращивать в себе «персоналистические начала»13. Характер читательского поведения современных образованных россиян во многом определяется именно этой новой социальной реальностью. Как отмечают многие исследователи, происходит «десакрализация чтения», освобождение людей от диктата прежней литературоцентристской идеологии и стандартов «высокого вкуса»14. Вместо привычных иерархий и канонов складывается новое многомерное культурное пространство, в котором мирно уживаются все востребованные жанры, виды и направления беллетристики, стираются грани между элитарной и массовой литературой. При этом человек осуществляет свой читательский выбор в условиях максимальной свободы.

Как никогда раньше, наш современник живет здесь и сейчас, минимально рефлектируя на темы прошлого и будущего. Его чтение, как правило, прагматично, четко дифференцировано на деловое и развлекательное. В целом же, как показывает наше исследование, думающий российский читатель не исчез. Он сжался количественно, стал более торопливым и поверхностным, разбежался по индивидуальным нишам, разучился ощущать себя частью общества, Но он жив и, несмотря ни на что, сохранил ряд коренных свойств, заложенных в него русской культурной традицией. Все это дает возможность присоединиться к умеренно оптимистическому утверждению Е.Б. Рашковского, что в современных условиях следует удивляться не мощи сил распада в стране, а «продемонстрированной историей последних десятилетий скрытой мощи антиэнтропийных сил России»15.

Динамика читательского поведения думающих россиян даже в перспективе ближайшего будущего – это раскрытая книга с незаполненными страницами. Какими новыми смыслами она наполнится – пока неясно. Очевидно лишь одно – ее содержание в значительной мере будет определяться особенностями самоидентификации России и ее граждан.


Примечание

В поисках «властителей дум» //Литературная газета. – 2002. – № 43. – С. 8.

Там же.

Ильницкий А.М. Книгоиздание современной России. – М., 2002. – С. 40–41.

Межуев В.М. Российская цивилизация – утопия или реальность // Постиндустриальный мир и Россия. – М., 2001. – С. 598.

Загидуллина М.В. Пушкинский миф в конце ХХ века. – Челябинск, 2001. – 243 с.

Сараскина Л. Тон задавали зрители //Лит. Газ. – 2004. – № 17. – С. 7.

50 современных российских прозаиков. Рейтинг продаж // Литературная газета. – 2004. – № 2. – С. 6.

Ковалев С.А. Права человека как национальная идея // Известия. – 1998. – 15 апреля. – С. 5.

Сидоров Е. Записки из под полы // Литературная газета. – 2004. – № 5. – С. 12.

10 Цит. взята с переплета изд.: Толстая Т. Кысь: Роман. – М.: Подкова, 2001.

11 Немцов М. Блюз простого человека // Мураками Х. Слушай песню ветра. Пинбол 1973: Романы. – М.:ЭКСМО, 2002. – С. 380.

12 Трофимова Е. Феномен детективных романов Александры Марининой в культуре современной России // Творчество Александры Марининой как отражение современной российской ментальности. – М., 2002. – С. 19–22.

13 Рашковский Е.Б. История российская – через призму постмодернизма // Постиндустриальный мир и Россия. – М.,2001. – С. 579–585.

14 Фирсов В.Р. Чтение в ХХ веке. Некоторые итоги и размышления // Детское чтение: феномен и традиция в конце ХХ века. – СПб., 1999. – С. 133–137; Творчество Александры Марининой как отражение современной российской ментальности. – М., 2002. – 189 с.

15 Рашковский Е.Б. Указ. соч. – С. 582.



* © Культурологические исследования в Сибири. – 2003. – №2(10). – С. 68–76.

Вернуться к содержанию >>>

     

© Сибирский филиал Института наследия. Омск, 2014-2024
Создание и сопровождение: Центр Интернет ОмГУ