Культурное наследие Сибири Электронное
научное
издание
Карта сайта
Поиск по сайту

О журнале | Номера журнала | Правила оформления статей




2016, № 1

П.П. Шинкевич

ДЕАКТУАЛИЗАЦИЯ ЭТНИЧНОСТИ В УСЛОВИЯХ ПОСТРОЕНИЯ МЕТАЭТНИЧЕСКОЙ ОБЩНОСТИ*


В более поздних переселениях советского периода этногрупповая принадлежность переселенцев и старожильческого населения утрачивает своё значение, оставаясь лишь в сфере культуры. Государственная политика уравняла в правах, доступе к социальным благам, как старожил, так и добровольных переселенцев. Предшествующая политика раскулачивания и раскрестьянивания привела к тому, что значительные земельные фонды оставались необработанными, большое количество построек в заселяемых районах пустовало. Колхозная система в сельском хозяйстве увеличивала заинтересованность крестьян в увеличении количества трудоспособных членов колхоза.

Коммунистическая риторика, отрицавшая на первоначальном этапе важность национальной идентичности, как уступавшей место классовому самосознанию, столкнулась с реальностью, которая показывала, что на первоначальном этапе государственного строительства этническую составляющую учитывать жизненно необходимо. Принимая существования этнической идентичности, как данность, советское руководство стало строить параллельный конструкт советской идентичности, призванный со временем поглотить этничность. С одной стороны, государство всецело поддерживало национальные культуру, язык, традиции и обычаи. С другой – старалось как можно быстрее нивелировать роль этнической принадлежности в сознании людей, укореняя созданный конструкт «советского гражданина» в общественном сознании.

Главной чертой универсализации и интеграции советскости … явилось провозглашение единой по содержанию культуры с принципами отрицания жестких этнических и культурных перегородок. В различных этнических культурах советских народов реально утвердились единые массовые ценности, которые воспринимались как интернациональные по сущности. При этом единая система ценностей социалистической культуры, формировавшая советскость как надэтническую идентичность, объективно имела этнокультурные формы. По идеологическим каналам трансляции … у разнородных по своему прошлому народов Советского Союза внедрялось общее понимание советских социокультурных идеалов, которые действительно отражали и внедряли единое общегосударственное сознание – советскую идентичность1.

Система советской идентичности состояла из входящих в неё этнокультурных подсистем, но общегражданские и надэтнические параметры превалировали, в связи с тем, что отношения между подсистемами строились по жестким институциональным правилам. Интернационализация Советского Союза была связана, прежде всего, с преодолением этничности в пользу уникальной надэтнической нации-согражданства – «новой исторической общности – советского народа». Осознание принадлежности к надэтнической культурной и идеологической системе постоянно подкреплялось, поскольку поколения советских граждан ежедневно совершали стандартные действия по отношению к институтам трансляции советскости, исключавшим мобилизацию этноцентризма и национализма2.

Советская идентичность обладала институциональными особенностями гражданской идентичности, так как формально не подразумевала привязку к этногруппе. В то же время советская идентичность частично наслаивалась на этнопринадлежность, а частично заменяла её, обладая некоторыми этнохарактеристиками. В общественном дискурсе предполагалось, что советский человек должен свободно владеть русским языком и быть приобщенным к советской и русской культуре, которые выполняли коммуникативные функции, укреплявшие власть. Обучение в ВУЗах осуществлялось в основном на русском языке, поэтому выпускники школ с национальным уклоном, которые не имели удовлетворительной подготовки по русскому языку и литературе, обладали меньшей конкурентоспособностью по сравнению с абитуриентами, закончившими русские школы. Сознательный отказ от изучения русского языка и/или ограничения его использования для межэтнических контактов стали маркерами «этнической антисоветскости» в Прибалтике и на Западной Украине3.

В системе межэтнических отношений отсутствовала институциональная возможность развития советской самоидентификации без знания русского языка. Но даже хорошего владения русским языком было недостаточно в случае подозрений властей в нелояльности гражданина или восприятия его действий как подрывных по отношению к системе. Советского гражданства можно было лишиться по политическим мотивам, и тогда человека высылали из страны.Институциональная связь между русской идентичностью и советскостью стала причиной отсутствия интереса к изучению титульных языков как у русских в республиках, так и у титульных этногрупп. Партийная карьера республиканского чиновника зависела от его «советскости» и даже «русскости», то есть от степени владения русским языком, знания партийного наследия, культуры и т.п. Многие родители школьников не видели смысла в изучении титульных языков, а категории приобщения к этнокультуре, обычаям, традициям выглядели несовременными и непрактичными4.

Советскость поддерживалась пропагандой. Идеологизированность советской идентичности означала конформизм к системе, ее символам и институтам. Завязанная на политическую лояльность, советскость не стала институциональной заменой этноидентификаций. Слабый территориальный характер (хотя за рубежом выходцев из СССР идентифицировали с территорией) не позволял ей трансформироваться в национальную идентификацию.

Как территориальная идентичность советскость была привязана к государству, находящемуся почти полностью в пределах империи. Однако наличие некоторого территориального несоответствия между советскими и имперскими границами расшатывало связь советскости с территорией.

Советскость воспринималась в общественном сознании как разрыв с дореволюционной историей, включая формирование национальной идентификации. Отсутствовали институциональные механизмы встраивания событий дореволюционного периода развития в когнитивную структуру советской идентичности. Большая часть дореволюционных событий и исторических фигур девальвировались сквозь призму классового противостояния. Хотя жесткость по отношению к принятию дореволюционного прошлого, выражению согласия с ним и/или проявления чувства гордости менялись в зависимости от политического момента, доминирующим эмоционально-когнитивным отношением было отрицание. Результатом стала ламинальность общественного сознания. Дореволюционные и советские исторические образы не пересекались. Они существовали в параллельных плоскостях5. Поскольку не было осознания идентификационного и территориального единства дореволюционной России и Советского Союза, политические нападки на советскую власть не рассматривались как ущерб сложившейся общности этносов. Распад Советского Союза ни элитами, ни академическим сообществом, ни населением не воспринимался как «геополитическая катастрофа» и разрушение исторической территории6.

Таким образом, этническое самосознание в условиях построения метаэтнической общности деактуализируется и отходит на второй план, уступая место новому конструкту, создаваемому государством.

––––––––––––––––––––––––––––––

*Работа выполнена в рамках проекта поддержки молодых учёных Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского МУ‑5/2016.

Примечания

1 Попов М.Е. Антропология советскости: философский анализ : дисс. … канд. философ. наук. – Ставрополь: Ставропольский гос. ун-т, 2004. – С. 102.

2 Там же. – С. 104–105.

3 Барбашин М.Ю. Советская идентичность в этносоциальном пространстве: институциональные особенности // Теория и практика общественного развития. – 2012. – № 7. – С. 47.

4 Там же. – С. 48.

5 Там же. – С. 49.

6 Там же. – С. 50.

     

© Сибирский филиал Института наследия. Омск, 2014-2024
Создание и сопровождение: Центр Интернет ОмГУ