2018, № 1

Е.А. Акелькина

АКТУАЛИЗАЦИЯ БИОГРАФИИ И БИОГРАФИЧЕСКИХ ЖАНРОВ КАК КУЛЬТУРНО-ФИЛОСОФСКИХ ФОРМ В ПЕРЕХОДНЫЕ ЭПОХИ

Аннотация. Статья посвящена актуализации философичности в биографии как культурной форме, а также прослеживает негативные тенденции в связи с проникновением в биографические жанры норм массовой культуры в начале XXI в. Утверждается важность для патриотического воспитания защиты традиционной научной биографии известных деятелей культуры, чья жизнь и наследие являются национальным достоянием.
В статье рассматриваются проблемы философичности биографии, личного переживания как биографической формы, так называемой «фиктивной» биографии, отсутствия историзма и неверного авторского тона.

Ключевые слова: философичность,  «фиктивная» биография, историзм, авторский тон.

Вот и все. Смежили очи гении.
И когда померкли небеса,
Словно в опустевшем помещении
Стали слышны наши голоса.

Тянем, тянем слово залежалое,
Говорим и вяло и темно.
Как нас чествуют и как нас жалуют!
Нету их. И все разрешено.

Давид Самойлов

На протяжении всего XXвека и особенно на рубеже XX–XXI вв. биография как способ культурно-философской, а не только исторической объективации личной жизни становится все более актуальной и востребованной массовым читателем. В. Дильтей назвал биографию «наиболее философской формой исторического изображения»¹. Интерес к личной жизни знаменитых людей всегда возрастает в переходные эпохи смены культурных парадигм и нравственных ценностей.  Собственно первые серьезные работы по теории биографии неслучайно появились в первое послереволюционное десятилетие.

Переизданная в 2007 г. работа Г.О. Винокура «Биография и культура»² до сих пор остается лучшей и вполне современной, хотя и создавалась в двадцатые годы (1927 г.) прошлого века. Однако процессы, идущие в современной культуре, заставляют нас вновь обратиться к этой концепции.

Несмотря на тенденции энтропии, деконструкции и разрушения традиционных форм, возрастают и силы интеграции, стремление к синтезу, к обретению цельности духа и сознания. Как и в любую переходную эпоху (а наш рубеж XX–XXI вв. – квазипереходен) в ответ на рост критицизма, циничного разоблачения классики включаются и активизируются механизмы самосохранения и саморазвития в культуре. Они вызывают трансформацию самых разных культурных форм, в том числе и биографии, которая философизируясь, обретает новый уровень жанровой всеобщности.

Биография сегодня становится жанром самой культуры. Необходимым условием, предшествующим этому процессу, является смена ведущей доминанты в биографии. После 1917 г. историческую доминанту сменяет вульгарно-социологическая, потом психологическая. Далее на первый план в биографии, к сожалению, выходит идеологическая доминанта или даже политическая. В годы «оттепели» своеобразной формой сохранения культурной памяти становится чисто мемуарная, стремящаяся к безоценочности тенденция. Она фиксирует то, что было в самом процессе воспоминания, где, конечно, присутствует неявная, скрытая оценочность. В конце XXвека мы вступили в России в эпоху разоблачительства, переакцентировки, что значительно снизило возможности любого анализа личной жизни и понимания в целом.

Г.О. Винокур писал, что изучение личной жизни проходит три стадии: антикварную (исследование разрозненных фактов, которые не укладываются в какую-либо историческую связь); собственно-историческую (связный рассказ о жизни человека); философско-историческую (не только рассказать, но и понять)³. Однако последнего уровня, считал автор, современная биография достигает только в исключительных случаях. Когда герой биографии стилизует свое поведение под канон или идеал эпохи, а автор биографии этого не понимает, возникают фиктивные биографии. «В такой фиктивной биографии фиктивны не сами факты, а только та экспрессивная атмосфера, которая им сообщается. Сочиняется здесь не личная жизнь как таковая, а только её стиль»⁴. В первой половине XX в. на подобную «неточность тона» накладывалась еще официозная идеологическая или социологическая тенденция, что многократно усиливало «фиктивность» биографии.

В период «оттепели» сложилась усредненная историческая биография (связный рассказ о жизни), в которой при общей достоверности часто лишь отдельные эпизоды истолковывались предвзято и тенденциозно. Авторами биографий в знаменитой серии «Жизнь замечательных людей» чаще всего становились или ученые или писатели, но только в редких случаях возникала философско-историческая биография (например, «Жизнь господина де Мольера» М.А. Булгакова, «Паскаль» Б.Н. Тарасова, «Пастернак» Д. Быкова), переводящие внешние факты во внутренний план духовного развития изучаемой личности. Наверное, создать совершенно объективную биографическую структуру в принципе невозможно, но стремиться к этому создатели биографий будут всегда.

На рубеже XX–XXI вв. возникло множество новых биографических стратегий. Монтаж мнений, точек зрения на героя биографии, раскрытие судьбы персонажа через ряд культурных контекстов, когда короля играет его окружения. Удачна и неожиданна книга доктора философских наук, создателя направления интеллектуальной истории Семёна Аркадьевича Экштута «Юрий Трифонов: великая сила недосказанного» (М., 2014). В ней контекст «большого исторического времени» позволяет понять не только судьбу Юрия Трифонова, но и справедливость его предсказаний неудач великого социалистического эксперимента в СССР. В начале XXI в. биограф не может не быть мыслителем с широчайшим духовно-культурным кругозором.

Однако на рубеже столетий появилось много компилятивных, поверхностных и просто ложных биографий. Выдвижение на первый план норм массовой культуры сказалось и на судьбе биографии. Стали модными биографии-разоблачения. В начале перестройки была опубликована книга Ю. Карабчиевского «Воскресение Маяковского», правда тогда она воспринималась читателями не как биография, а как полемически-пропагандистский жест. Лавина разоблачений некогда легендарных героев стала печальным «брендом» последних десятилетий. Думается, это результат сознательной деконструкции нашей социально-культурной мифологии, когда искусство биографии всё больше уходит от духовного созидания цельной личности, превращаясь в оглупляющее читателя развлечение или чисто коммерческую деятельность. Одним из законов создания биографии является своеобразная конгениальность автора герою, единый для них ценностный контекст. Они должны быть настроены на одну волну, автор в биографии должен быть духовно близок герою. Невозможен чистый коллаж документов без понимающего авторского взгляда. То, что в массовой культуре резко снижен мыслительный, научный (а, точнее, псевдонаучный) и культурный уровень авторов многих биографий сегодня приводит к разложению этого жанра и непоправимым нравственным потерям.

Неслучайно, что целый ряд «фиктивных» биографий посвящен не фигурам второго ряда в истории и культуре, а замечательным людям, деятельность которых является гордостью нашей страны и национальным достоянием. Рубеж XX–XXI вв. был отмечен, к сожалению, множеством «развенчаний» героев: в этом ряду Зоя Космодемьянская, 28 панфиловцев, физик Ландау, поэт Сергей Есенин и т.д. В 2017 г. в серии «Жизнь замечательных людей» вышла книга Алексея Коровашко «Михаил Бахтин». Если общая биографическая фактология вышеназванных персонажей известна образованному читателю, то эта книга была представлена как первая биография Бахтина. Однако биографией она не стала, это скорее «развенчание» большого ученого, там более печальное, что обманула давний актуальный читательский запрос. Воспользуюсь «критическим» оборотом самого автора, который писал по другому поводу: «Книга заслуживает самого пристального внимания, но, надеюсь, не будет востребована»⁵.

Сам М.М. Бахтин считал, что для автора биографии его герой должен быть «ценностно авторитетен», а сам этот жанр является «органическим продуктом органической эпохи». Очевидно, что тотальное «развенчание» большого ученого отнюдь не говорит о профессионализме и совестливости автора. Перед нами явление агрессивной массовой культуры, ни о каком понимании масштаба личности М.М. Бахтина, трагичности его судьбы, а также о природе воздействия его наследия на отечественную и мировую науку речь даже не идёт. В сочинении А. Коровашко отсутствует исторический подход, мерилом для автора служит только ближайшая современность, подлинный же контекст прошлого и будущего отсутствует.

Думается, что пересказ сплетен, анекдотов, житейских историй без понимания того, кем является М.М. Бахтин, кем он осознавал себя (отнюдь не чистым литературоведом, а скорее религиозным философом) непродуктивен и неубедителен. Без серьезной методологии случайный набор фактов не позволяет понять судьбу Бахтина, в которой, конечно, проявляется «историческая идея эпохи». Не помогают пониманию и случайные ассоциативные сближения, ёрнический тон рассказа с неуместным использованием современного сленга. Не очень понятно, почему А. Коровашко много раз называет Бахтина «великим и ужасным», ведь это известная характеристика Гудвина, который в финале оказывается не волшебником, а мошенником. Словом, сочинение А. Коровашко вовсе лишено объективности, как в целом, так и в деталях, ибо отсутствует ценностная связь событий, раскрывающая уникальную личность в динамике становления.

Рассмотрим знаковое вступление «Вечное возвращение»: «Борис Пастернак утверждал, что Владимир Маяковский погиб дважды: первый раз, когда пустил себе пулю в сердце, и второй, когда его стали насаждать, как картошку при Екатерине Великой. В случае с Михаилом Бахтиным вполне можно говорить не о двух смертях, а о целой цепочке умираний и возрождений, которые, судя по всему, еще не закончились»⁶. Поразительно, но далее А. Коровашко, автор явно принадлежащего к массовой культуре сочинения, обвиняет серьезного ученого в формировании «индустрии Бахтина». «Победное шествие указанной индустрии в определенной степени тождественно периоду "картофельной" смерти Маяковского и преисполнено, если прислушаться, не столько гимнов новой жизни, сколько явственно различимых звуков похоронного марша»⁷. Звучит зловеще и несправедливо. Ведь самого ученого проблема славы вовсе не занимала.

Ясно, что характер М.М. Бахтина, его стиль жизни автору данного сочинения оказался совершенно недоступен. Так же трудно А. Коровашко вообразить сознание и тип мышления настоящего ученого. А вывод фольклориста о том, что биография М. Бахтина «больше напоминает мифологический роман об умирающем и воскресающем "божестве" гуманитарной науки» ясно показывает, как далек Коровашко от понимания и работ Бахтина, и элементарных законов теории литературы.

Бессмысленно обвинять ученого с мировым именем в воздействии на современников после своего ухода, а называть рецепцию его наследия «индустрией» значит совершенно не представлять ни менталитета отечественной гуманитаристики, ни её трагической истории.

Подменяя поиск методологии, адекватной своему предмету, уничижительными ёрническими ассоциациями случайного, но раздраженного характера, Коровашко всё время играет на понижение репутации Бахтина. Зачем ему это? Раздражает непонятность работ ученого (а он явно их не понимает)? Хочется сделать себе капитал на развенчании великого наследия? Не на чем другом ведь у него не получится. Ему не дает покоя жребий леоновского Грацианского?

Удивительно другое, почему серия «Жизнь замечательных людей» решила опубликовать подобное сочинение в качестве биографии известного ученого. Ведь ни научным, ни художественным это «жизнеописание» не является, а скорее клеветническим не по фактам (хотя и в них есть ошибки), а по совершенно недопустимому тону. Процитирую некоторые стилистические «перлы» Коровашко.

Заголовки частей:

Блистательный второгодник,
Мещанин во дворянстве, или Домби и внук,
Если рукописи не сгорают, их эксгумируют,
Акт вскрытия №1,
Пацан сказал – пацан сделал, или Инструкция по борьбе с живыми мертвецами,
Циклоп Полифон, или Как нам уконтрапунктить Достоевского,
Жизнь в минус-пространстве,
Ещё один упавший в низ,
Возвращение с того света.

Отдельные высказывания:

«На самом деле двуязычие, вероятно, не является таким уж безусловным плюсом»⁸. В качестве доказательства приводится цитата из А.А. Потебни, совсем не относящаяся к делу. Вероятно, автор не знает, что цитата – не аргумент…

«Бахтин-младший проскочил мимо станции «Марксизм» и прочно застрял на символистском полустанке»⁹.

Многочисленные обвинения Бахтина в «самозванстве» без учета истории: «Полный гимназический курс Бахтиным завершен не был: спорить можно только о том, когда именно он прервал свою спотыкающуюся поступь из класса в класс (на наш взгляд последним из них стал пятый)»¹⁰.

«О самозванстве Бахтина речь в нашем повествовании ещё будет идти»¹¹.

«…позволил Бахтину потчевать Дувакина побасенками о том, что с творениями и личностью Серена Кьеркегора он познакомился «раньше кого бы то ни было в России»¹².

«Дувакин мог принимать эту историко-философскую ересь всерьез, но истине она, увы, абсолютно не соответствует…»¹³

«Бахтин никогда не упускал возможности помахать перед носом собеседника виртуальными «корочками» вузовского диплома»¹⁴.

«…бездипломный мыслитель позаимствовал у старшего брата некоторые биографические эпизоды»¹⁵.

«…вернемся однако к талейрановским интригам Бахтина на ниве народного просвещения»¹⁶.

«Эти рассуждения Бахтина подкупают своим пафосом, но не блещут оригинальностью»¹⁷ (о статье «Искусство и ответственность». – Авт.).

«Самозванец, пытавшийся стать полноправным работником самозваного учреждения, не столько проворачивает авантюру, сколько проходит добровольную документальную регистрацию в родной стихии»¹⁸.

«Это объяснение не отменяет нравственной двусмысленности автобиографических бахтинских выдумок»¹⁹.

Четвертая часть сочинения А.В. Коровашко внушает неопытному читателю, что речь идет не об ученом с мировым именем, а о «самозванце», «мошеннике», «Хлестакове» и т.д. Понятно, что читатель, незнакомый с работами Бахтина, естественно поверит псевдонаучным и невежественным суждениям автора о них, так как он не в состоянии их понять, ибо они вызывают у него «методологическое раздражение».

Процитирую только несколько косвенных разоблачений М.М. Бахтина. Часто используя не к месту упоминания зарубежных ученых, А.В. Коровашко хвалит американского специалиста У. Найсерра в пику Бахтину: «Именно в его работах мы находим четкое определение того, чем подлинное научное мышление отличается от жонглирования модными терминами и схоластических дискурсивных практик»²⁰. Такой способ контекстного разоблачения работы М.М. Бахтина «К философии поступка» аргументируется тем, что она «перечисленным требованиям удовлетворяет далеко не полностью»²¹. А кто сказал, что требования эти безупречны? Слишком очевидна и резко отлична разница мыслительных научных потенциалов автора и героя биографии. О ценностной их противоположности и говорить излишне.

Одна из главок названа императивно «Виновен – отвечай!». Из неё следует, что автора лично раздражает и возмущает бахтинская теория ответственного поступка, в которой он многое не понял, но пытается вести борьбу с помощью хлестких и сомнительных политических аллюзий, которых Бахтин уж точно не мог иметь в виду. «Борис Николаевич Ельцин, будучи странной помесью Кисы Воробьянинова и Остапа Бендера, умудрился сыграть роль гиганта мысли и отца русской демократии»²².

В сочинении А.В. Коровашко так много выдумок и отсебятины, что оно оказывается ниже всякой критики. Чего стоит сюжет о мнимом соперничестве М.М. Бахтина с В.М. Жирмунским и другими литературоведами формальной школы, которые его якобы «победили».

В отличие от автора этого так называемого «жизнеописания» меня охватывает не «ноющее» методологическое раздражение (видимо от полного непонимания автором работ М.М. Бахтина), а возмущение пошлостью и невежеством А.В. Коровашко. Вспоминая покойного Николая Панькова, который в конце 1970-х учился в Томском университете и мечтал написать первую биографию М.М. Бахтина, я искренне сожалею, что судьба не дала ему осуществить этот замысел. Он был готов к нему. А падение научного уровня гуманитаристики в последнее десятилетие явило читателям подобное произведение А. Коровашко. Не считаю нужным составлять свод многочисленных теоретических и фактических ошибок данного сочинения.

Я скорблю и сожалею, как литературовед, принадлежащий к поколению ученых, сформированных идеями М.М. Бахтина, что мы не готовы сегодня защищать наше национальное достояние от деятелей массовой культуры, «разоблачающих» мыслителей, которыми наша Родина вправе гордиться.

Симптоматично, что эта «биография» появилась, когда ушли из жизни собеседники М.М. Бахтина – С.С. Аверинцев, В.В. Кожинов, С.Г. Бочаров, Г.Д. Гачев. Они уже не могут дать Коровашко достойный ответ.

Примечания

¹ Дильтей В. Описательная психология. – М., 1924. – С. 51.

² Винокур Г.О. Биография и культура / предисл. В.А. Виноградова. Изд. 2-е, испр. и доп. – М., 2007.

³ Там же. – С. 57.

⁴ Там же. С. 53.

⁵ Коровашко А. Н. Л. Васильев. Михаил Михайлович Бахтин и феномен «Круга Бахтина»: В поисках утраченного времени. Реконструкции и деконструкции. Квадратура круга // Вопросы литературы. – 2015. – № 1. – С. 394–397.

⁶ Коровашко А. Михаил Бахтин. – М., 2017. – С. 5.

⁷ Там же. – С. 6.

⁸ Коровашко А. Михаил Бахтин. – М., 2017. – С. 17.

⁹ Там же. – С. 34.

¹⁰ Там же. – С. 46.

¹¹ Там же. – С. 47

¹² Там же. – С. 38.

¹³ Там же.

¹⁴ Там же. – С. 41.

¹⁵ Там же. – С. 46.

¹⁶ Там же. – С. 75

¹⁷ Там же. – С. 98.

¹⁸ Там же. – С. 111.

¹⁹ Там же. – С. 112.

²⁰ Там же. – С. 141.

²¹ Там же.

²² Там же. – С. 143.

К содержанию номера   >>>