Культурное наследие Сибири Электронное
научное
издание
Карта сайта
Поиск по сайту

О журнале | Номера журнала | Правила оформления статей




Г.В. Оглезнева

РАЗВИТИЕ ИНФРАСТРУКТУРЫ КУЛЬТУРЫ СЕЛЬСКИХ ПОСЕЛЕНИЙ ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ
В КОНЦЕ ХIX – НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА*


Необходимость рассмотрения региональных проблем в историко-культурном ключе признана современными исследователями. Своеобразие культурного развития Восточной Сибири обусловлено природно-территориальными, демографическими, социально-экономическими, политико-административными особенностями. Наше внимание к модернизационным процессам именно в сельских поселениях определяется преобладанием крестьянства в составе населения региона в указанный период. В конце ХIХ – начале ХХ вв. происходят заметные, хотя и не повсеместные, изменения в сельской поселенческой сети. Под влиянием строительства Трансибирской железнодорожной магистрали ряд селений становятся пристанционными поселками, в результате проведения столыпинской аграрной реформы возникают переселенческие поселки и участки. Под влиянием социально-экономических процессов сельские поселения дифференцируются по величине и людности – от нескольких десятков до нескольких тысяч жителей.

Термин «инфраструктура культуры» используется в принятом в современных исследованиях значении – как совокупность элементов системы, обеспечивающей условия создания, сохранения, трансляции и воспроизводства культурных ценностей, развития культурной жизни и творчества.Несомненно, в деревне Восточной Сибири сохраняли свое значение традиционные формы сохранения и трансляции культуры через семью и общину, однако возрастало значение новых инфраструктурных элементов и менялся характер транслируемой культуры. Вектор происходивших изменений достаточно очевиден – это сближение инфраструктуры культуры деревни и города, однако динамика, факторы, особенности развития инфраструктурных элементов требуют дальнейшего изучения.

Достаточно динамично в сельских поселениях развивалась начальная школа. История сельской школы Восточной Сибири не раз уже была предметом исследования (работы А.П. Панчукова, Д.Г. Жолудева, К.Е. Зверевой, Л. А. Семеновой и других), однако вряд ли можно считать тему исчерпанной. Имеющаяся статистика позволяет сравнить уровень развития школьной сети по материалам переписей начальных школ 1895 и 1911 гг. За этот период число школ в сельских поселениях Восточной Сибири увеличилось с 851 до 1752 (в 2,1 раза), тогда как в городах региона – в 2,3 раза. Численность учащихся в селениях возросла с 18184 до 69979 человек (в 3,8 раза), а в городах – в 3,5 раза. В то же время темпы развития школы в Восточной Сибири были несколько ниже, чем в Западной Сибири, где число сельских школ выросло в 2,7 раза, а число учащихся в них – в 4,3 раза (в городах соответственно – в 2,6 и 3,4 раза)1. В середине 1890-х годов на одну сельскую школу в Восточной Сибири приходилось в среднем 21,4 учащихся, а в Западной – 28,5. В начале ХХ в. показатели составляли 40 и 45,5 соответственно. Это меньше, чем среднее число учащихся в городских школах как Восточной, так и Западной Сибири, но и помещения для сельских школ были, как правило, невелики. «Комплектность» сельских школ имела локальные особенности. Так, отмечалась низкая потребность населения в школах в отдаленных уездах, например, Киренском и Верхоленском. «Скромный наблюдатель» в 1899 г. писал: «Ленским школам сплошь и рядом приходится силой заталкивать учеников к себе и употреблять при вразумлении отцов их самые пленительные образы будущего преуспеяния на жизненном поприще поучившегося мальчугана»2, тогда как другие жаловались, что школы переполнены.

Для характеристики уровня развития системы просвещения более наглядны не абсолютные, а относительные показатели. В 1911 г. в Восточной Сибири из 100 детей школьного возраста учились 16,1, что было выше, чем в Западной Сибири (12,1), но ниже, чем в России в целом (19,3). Об эффективности деятельности школы свидетельствуют данные о доле выпускников среди учащихся. Они были также несколько выше в Восточной Сибири и составляли 6,9% среди девочек и 8,8% среди мальчиков против 6,2% и 7,7% в Западной Сибири.

Очевидно, что развитие школы как средства трансляции культуры должно было пойти, как и везде, по двум направлениям: рост численности школ и улучшение качества обучения. Решение этих задач в Восточной Сибири сталкивалось с немалыми трудностями.

Как известно, в Сибири правительство рассчитывало на общественную инициативу в деле просвещения, поскольку школа прямо или косвенно финансировалась самим населением. Хотя роль казны в финансировании школ постепенно росла и к 1914 г. составляла около 50% всех средств, все же сельские общества несли немалые расходы на школу. Дирекция народных училищ Иркутской губернии в 1907 г. констатировала, что «хозяйственные нужды училищ (отопление, сторож, соблюдение чистоты в училищах, мелкий ремонт, а также при открытии новых училищ наем помещения для училища и учителя) удовлетворяются, согласно приговора, сельскими обществами, но бывают случаи, когда общества отказываются от хозяйственных расходов на училища, указывая на изменившиеся экономические условия – бедность»3. Только понимание практической пользы образования могло заставить крестьян согласится на труды и расходы. Нередко побудительным мотивом к проявлению общественной инициативы являлось наличие или пожертвование подходящего здания. Так, в 1892 г. в Забайкальской области было открыто 3 училища благодаря тому, что в с. Старо-Оловском дом пожертвовал торговец из крестьян, в с. Монастырском – художник И. М. Верхотуров, (уроженец села, переехавший в Москву), а в с. Олинском инициативу проявил священник, после чего крестьяне провели подписку, дом был куплен священником и перевезен4. Такие примеры были достаточно многочисленными, а значит, появление школы далеко не всегда было связано со строительством специального здания и потому мало меняло архитектурно-планировочную среду сельского поселения.

Как неоднократно отмечалось, осознание крестьянами необходимости обучения, во всяком случае мальчиков, росло под влиянием как экономических, так и политических факторов. Спрос на грамотных рабочих и служащих побудил их смотреть на учение как на способ «лучше устроить свою жизнь», т.е. стать приказчиками, писарями в сельских и волостных правлениях или облегчить себе прохождение военной или общественной службы. Вместе с тем, наиболее исчерпывающе определяет отношение крестьян к школе учитель с. Нижнекукутского Иркутского уезда (1903 г.): «Местное население к училищу относится разно: некоторые понимают пользу и значение школы, охотно-настойчиво отдают в нее своих детей, другие плохо понимают школу как будущий залог блага жизни, а большая часть крестьян по невежеству своему относятся к училищу положительно равнодушно»5. Таким образом, прирост численности школ во многом зависел не только от объективных экономических обстоятельств, но и от уровня осознания крестьянами своих культурных потребностей.

На повышение качества обучения в имеющихся школах влияло множество факторов: тип школы, обеспеченность ее пособиями, продолжительность учебного года, квалификация учителя, отношения его с учениками и их родителями. Принимая общественный приговор об открытии школы, крестьяне определяли и желательный для них тип учебного заведения – училище Министерства народного просвещения (МНП) или церковно-приходская школа (ЦПШ). После 1884 г. многие крестьянские общества предпочитали ЦПШ, руководствуясь чаще всего материальными соображениями (она обходилась дешевле). Однако в начале ХХ в. некоторые общества стали отказываться от содержания ЦПШ, мотивируя это плохим состоянием школьных библиотек, недостатком учебников, низким уровнем обучения по сравнению с министерской школой. Предполагалось, что крестьяне руководствовались доводами о большей практической пользе министерской школы.

Учебный год в сельских школах был короче, чем в городских. Его продолжительность нередко определялась словами «От Покрова до Пасхи», хотя на практике могла колебаться от 98 до 150 дней. Важным фактором успешного обучения была обеспеченность школы пособиями, в первую очередь учебниками. Не везде они выдавались учащимся бесплатно. Наглядность преподавания чаще всего обеспечивалась с помощью глобуса, географических карт, картин по естественной и священной истории. Бывали и редкие исключения. Так, в училище с. Омолой Киренского уезда Иркутской губернии, которое содержалось на средства И.М. Сибирякова, имелось 482 наглядных пособия, в том числе модели и таблицы по ручному труду (работы учеников финских школ) из стекляруса, спичек, стружек; «Маленький химик» – для производства простых химических опытов; «Маленький механик» – модели разных станков7.

Уровень подготовки учителей сельских школ оценивался современниками как недостаточный. В Восточной Сибири проявлялись общие для всей Сибири тенденции: рост численности учительниц (к 1911 г. – 48% всех сельских педагогов, что, впрочем, было меньше, чем городах или Европейской России в целом); в связи с этим – снижение показателей профессиональной подготовки (все 3 учительские семинарии в регионе были мужскими); текучесть педагогических кадров. «Поставщиками учительства» в регионе выступали не только Иркутская, Красноярская и Читинская учительские семинарии, но и духовные семинарии (Иркутская и Красноярская), а также женские гимназии, прогимназии, епархиальные училища. Процент учителей сельских школ Восточной Сибири с низшим и домашним образованием в 1911 г. составлял 41,6% у женщин и 48,6% у мужчин. Текучесть кадров во многом объяснялась невысоким жалованием (360–420 руб. в год), а также сложностью адаптации учительниц в крестьянской среде, где традиционно относились к женщине без особого уважения. Даже представители учебного ведомства разделяли эту точку зрения. Например, попечитель Харьковского учебного округа, обозревавший школы Восточной Сибири в 1913 г. считал, что именно преобладание женщин среди сельских педагогов создавало весьма печальную статистику о крайне непродолжительной службе народных учителей на одном и том же месте, что подрывало успешность учебного дела и авторитет школы8. Таким образом, правительственная политика и школьные реалии вступали в определенное противоречие – феминизация школы была фактом, а профессиональная подготовка женщин не рассматривалась как первоочередная задача на пути к всеобщему начальному образованию, которое признавалось возможным при значительном увеличении финансовых затрат на народную школу.

Важным элементом инфрастуктуры культуры сельских поселений продолжала оставаться церковь. Вышедшая в 2006 г. монография А.В. Дулова и А.П. Санникова, посвященная истории православной церкви Восточной Сибири в ХVII – начале ХХ в., позволяет ограничиться указанием на основные тенденции развития именно сельской церкви региона. Очевидно, что росла численность храмов (в начале ХХ в. их было более 900), но по нашим подсчетам, доля сельских поселений с приходскими церквями оставалась довольно низкой и колебалась от 6% (Балаганский уезд) до 60% (Читинский уезд). Больше всего строили церквей в густонаселенных уездах, куда в начале ХХ в. устремлялся поток переселенцев, но темпы образования новых поселков опережали темпы церковного строительства. Сравнительно лучше других храмами были обеспечено сельское население Забайкальской области. Большие проблемы в деятельности духовенства создавала разбросанность приходов (они включали от 1 до 17 населенных пунктов), их протяженность (до 100 и более верст), многочисленность прихожан каждого храма, которая не уменьшалась со временем. Дальнейшему развитию этого инфраструктурного элемента препятствовали главным образом объективные обстоятельства. Все крупные селения храмами были уже обеспечены, а небольшие населенные пункты содержать приходскую церковь не могли. В то же время именно средние (до 100 дворов) и мелкие (до 25 дворов) составляли абсолютное большинство среди сельских поселений Восточной Сибири даже в начале ХХ в. Правда, в числе крупных селений были и такие (Усолье, Черемхово, Тулун в Иркутской губернии) которые превосходили по численности населения и уровню экономического развития уездные города Киренск и Верхоленск (той же губернии) и имели несколько церквей. Важным препятствием дальнейшего роста и успешной деятельности церкви в регионе являлся недостаток подготовленных в Иркутской и Красноярской духовных семинариях священников.

Взаимодействие школы и церкви было достаточно тесным. Священники или дьяконы вели уроки Закона Божия в школах, привлекали школьников к пению в храме. Учителя и священники совместно проводили ряд мероприятий религиозно-нравственного и культурно-просветительного характера (народные чтения, празднование юбилеев деятелей культуры, памятных исторических дат). Церковь надеялась на помощь школы в распространении православного вероучения. Не всегда взаимоотношения были гармоничными, но это в значительной степени зависело от личных качеств педагогов и представителей духовенства.

Новым элементом инфрастуктуры культуры были библиотеки. Достаточная степень изученности книжной культуры Сибири позволяет выделить лишь актуальные для нашей темы аспекты. В сельских поселениях Восточной Сибири проявились общесибирские закономерности развития библиотечной сети – при сравнительно небольшой численности библиотек наблюдается значительное разнообразие их видов. Можно выделить: училищные, народные, волостные и сельские, церковные, личные библиотеки, а также библиотеки политических ссыльных и просветительских обществ.

Как известно, училищные библиотеки делились на ученические и учительские. Анализируя данные таблицы, приведенной в «Очерках книжной культуры Сибири и Дальнего Востока», можно видеть, что абсолютная численность библиотек в сельских училищах Восточной Сибири меньше, чем в Западной (1458 против 2395), но доля школ с библиотеками здесь несколько выше (83,2% против 77,3%)9. Немного больше был и книжный фонд как ученических библиотек (257 книг против 225), так и учительских (63 против 47), хотя в любом случае богатыми эти книжные собрания считать трудно. Предполагалось, что этими библиотеками будет пользоваться все грамотное сельское население. На самом деле, по свидетельству Л. Личкова, основанному на мнении учителей, «дольше всего заходят в школу за книжкой, но и такая связь прерывается максимум через три года»10. Особенно быстро теряли читателей библиотеки церковно-приходских школ. Судя по сохранившимся материалам, в 1895 г. лишь 12–45% библиотек сельских ЦПШ и 30–80% библиотек училищ МНП в различных округах Восточной Сибири имели взрослых читателей11. Подбор книг в библиотеках зависел от типа училища – свои каталоги были в МНП и училищном совете Св. Синода. Церковно-приходские школы в обязательном порядке получали издававшуюся Синодом «приходскую библиотеку». Кроме книг религиозного характера в состав библиотеки ЦПШ входили «сочинения лучших беллетристов, или некоторые доступные для народа сочинения авторов, как например из Гоголя, Толстого, Тургенева или например полностью, как например Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, Фонвизина» (так описывал библиотеку ЦПШ селения Шимковского Иркутского округа священник Михаил Копылов в 1895 г.)12.Выписывали школьные библиотеки и периодические издания. В училищах МНП получали от 2 до 11 наименований журналов, наиболее распространенными были « Русский начальный учитель», «Родник». В ЦПШ подписка была меньше – «Церковно-приходская школа», «Кормчий», «Воскресный день». Во всех школах популярен был журнал «Читальня народной школы».

Неудовлетворенность учителей Иркутской губернии книжными фондами своих библиотек при училищах подвигла их в 1900 г. выступить с инициативой создания районных учительских библиотек. Нам уже приходилось писать о них, потому подчеркнем, что в губернии было создано лишь 25 библиотек, к каждой были прикреплены учителя 5–9 школ. Книжные фонды включали труды К.Д. Ушинского, Песталоцци, Джемса, некоторые произведения Лескова, Чехова, Гейне, несколько книг по сельскому хозяйству, а также периодические издания – от «Вестника воспитания» до «Крестьянского хозяйства». На приобретение книг выделялось 10% от сумм, предназначенных для покупки учебных пособий и книг для училищных библиотек, что составляло от 24 до 50 руб., а иногда и более. Надеялись на пожертвования, но в целом материальная обеспеченность была недостаточной и библиотеки ожидаемой роли не сыграли13.

Немногочисленными были народные библиотеки при училищах, в 1911 г. их насчитывалось в селениях Восточной Сибири всего 36, что было в 7 раз меньше, чем в Западной Сибири14. В среднем их книжный фонд состоял из 364 книг, что было также меньше, чем в Западной Сибири (457 книг). Очевидно, что более успешное развитие библиотечного дела в Западной Сибири в значительной степени объяснялось деятельностью «Общества содействия устройству сельских бесплатных библиотек-читален», образованному по инициативе П.И. Макушина в Томске в 1901 г. В Восточной Сибири такого специализированного общества с финансовыми и организационными возможностями не было, а Общество распространения народного образования и народных развлечений (Иркутск, 1900–1906 гг.) могло оказать лишь небольшую помощь книгами на 25–150 руб. Поэтому инициатива создания народных библиотек шла снизу и сталкивалась с немалыми трудностями. Например, в с. Тутура Верхоленского уезда Иркутской губернии в 1899 г. в Пушкинский праздник 8 учредителей, в том числе 2 крестьянина, 2 купца, мещанин, священник, дьякон, учитель И.Ф. Сулодольский, выступили с инициативой организации бесплатной библиотеки им. А.С. Пушкина15. Один из крестьян – М.Д. Мишарин пожертвовал 300 руб. Был выработан устав, написано прошение, все отправлено губернатору. Однако разрешение на открытия такой библиотеки не последовало, поскольку разрешить библиотеку при училище могло только МНП, но было предложено перенести ее в частное помещение, после чего вопрос был решен положительно (в 1901 г.).

Библиотеку при волостном и сельском правлении было создать легче, требовалась лишь определенная сумма денег – не менее 25 руб. на приобретение книг, не считая шкафов и оплаты библиотекарю16.Существовали такие библиотеки порой недолго и трудно поэтому поддаются учету. Не претендуя на исчерпывающую количественную характеристику, попытаемся сгруппировать известные сельские общественные библиотеки по инициаторам их появления. Чаще всего в источниках ходатаем выступает сельское общество в целом, хотя, судя по принадлежности таких библиотек и должностям заведующих, истинными инициаторами являлись учителя и волостные писари (как было, например, при основании в 1875 г. знаменитой библиотеки при Братском волостном правлении, которая существовала более 20 лет). Скорее всего, библиотеки при Тельминском, Тайтурском, Макаровском, Марковском, Зиминском, Витимском волостных правлениях (Иркутская губерния) также были открыты при участии волостных писарей, добившихся поддержки волостных сходов, а в нескольких случаях – помощи Общества распространения народного образования и народных развлечений (ОРНО и НР). Немало известий о создании библиотек на средства сельских обществ: селения Усть-Тунгусское, Бирюсинское, Малышовка, Тунка, Тыреть, Куйтун, Знаменка Иркутской губернии, селения Рыбинское, Курагинское, Каратуз Енисейской губернии и др. В архиве встречаются письма сельских писарей, например Н.Е. Попова из с. Уян, который, действуя через крестьянского начальника, также добился поддержки ОРНО И НР17. Население крупных сел имело возможность создать собственные объединения для поддержки культурных начинаний. Известно Черемховское образовательное общество, которое с 1903 г. до 1917 г. поддерживало библиотеку в этом промышленном селении. В крупном с. Тулун Иркутской губернии в 1886 г. была основана платная сельская библиотека, которая действовала не менее 8 лет, а в 1913–1914 гг. там было 2 библиотеки – общества «Просвещение» (217 книг) и Тулуновского отдела Общества изучения Сибири и улучшения ее быта (894 т. без периодических изданий).18 Более частные задачи ставил перед собой Тункинский кружок почитателей Н.В. Гоголя, который постановил ознаменовать 50-летие смерти писателя устройством в Тунке народного дома с библиотекой-читальней. Кружок состоял из врача, 4-х учителей, 3-х купцов, фельдшерицы и акцизного чиновника19. Немалую роль играла и частная инициатива. Среди инициаторов – учителя (например, В.С. Хромов в с. Кимильтей), крестьяне (Сидоров с. Нюйское, Г.С. Васильев в с. Тайтурка), купцы (В.Г. Зимин в с. Анга), владелец фабрики И.Д. Перевалов в с. Переваловском, врач (с. Рыбинское Канского округа). Перечисленные примеры не исчерпывают картину, но свидетельствуют о различиях социального статуса инициаторов.

Определенную роль играли в сельских поселениях и церковные библиотеки. В 1891 г. в епархиях Восточной Сибири (без Якутской) их насчитывалось 409, а в 1901г. – 49820. Прежде всего они были предназначены для духовенства, но с увеличением числа грамотных крестьян в церковных библиотеках появились и читатели-прихожане. Судя по имеющимся материалам, их было не слишком много, интересовались они преимущественно житиями святых, и описаниями путешествий паломников по святым местам. Использовались книги из этих библиотек и на религиозно-нравственных чтениях, которые проводили священники.

Специфический характер имели библиотеки политических ссыльных. Из подсчетов Н.Н. Щербакова видно, что в уездах Восточной Сибири социал-демократами в 1907–1917 гг. было создано более 60 библиотек, в том числе 17 – в Енисейском уезде, 12 – в Киренском и 10 – в Канском21. Известно, что комплектовались эти библиотеки серьезной беллетристикой, историческими сочинениями, периодическими изданиями, не считая партийной, философской, экономической литературы. Судя по воспоминаниям об Орленгской колонии ссыльных, наибольшим спросом пользовались периодические издания, в том числе меньшевистские «Луч» и «Заря», большевистские «Правда» и «Вопросы страхования», а также не партийные «Русское слово» и «Русские ведомости»22. Решающую роль в деле привлечения крестьян в библиотеку принадлежала ссыльным. Характерно в связи с этим замечание о том, что богатой библиотекой в Канской ссылке «крестьяне как будто не пользовались, их не вовлекали»23.

Еще одной категорией библиотек в сельских поселениях были личные книжные собрания, принадлежащие учителям, священникам, другим представителям неземледельческого населения, реже – крестьянам. Численность их невозможно учесть, поскольку не до конца ясно – какое количество книг можно считать личной библиотекой? Представляется, что таковой можно считать всякое пополняющееся собрание книг и периодических изданий, но этот сюжет требует отдельного рассмотрения.

В предреволюционное десятилетие в селениях Восточной Сибири начинает появляться новая разновидность культурных учреждений – Народные дома. Возникают они при помощи кооперативных организаций в некоторых крупных торговых селах и в пристанционных поселках. В 1916–1917 гг. исследователи насчитывают 7 кооперативных торговых домов на всей территории Сибири. Об их деятельности можно судить на примере Народного дома с. Кабанск Забайкальской области. Он был открыт в октябре 1913 г., причем правление ходатайствовало о наименовании – «в память 300-летия дома Романовых». В его распоряжение была передана уже имевшаяся библиотека, бывшая в ведении священника Георгиевского и крестьянского начальника Стецинского, при которой имелась читальня24. В Народном доме был кружок любителей драматического искусства, с 1916 г. – кинематограф, имелся граммофон. Устраивались концерты, спектакли, литературно-музыкальные вечера, воскресные чтения.

Примерно по той же программе работал Народный дом на ст. Зима Иркутской губернии. В 1916 г. в нем имелся кинематограф «Иллюзион», и общество потребителей устраивало бесплатные киносеансы для детей. «Фильмы получались из Иркутска, содержание выбиралось детское. Ставились кинофеерии, что, помнится особенно нравилось детям. Впрочем и от взрослых на этих сеансах отбою не было, т.к. в то время киносеансы в поселке были исключительным фурором» – вспоминал Ю. Круберг, социал-демократ, отбывавший ссылку в Зиме25. То же общество потребителей покровительствовало драматическому кружку, состоявшему из ссыльных, их жен и молодежи. Наряду с классическими пьесами ставились пьесы кооперативно-пропагандистского характера. Вообще пропаганда кооперативного движения, очевидно, занимала немало места в деятельности Народного дома, устраивались доклады, «на которые приезжали инструктора губсоюза, в качестве докладчиков и руководителей бесед по кооперации. Население относилось к этим докладам с большим интересом и охотно их посещало, зал Народного дома был всегда переполнен слушателями»26. Следует учитывать, что Зима была пристанционным поселком и по составу населения отличалась от чисто земледельческих поселений, в которых лишь накануне Февральской революции появились первые Народные дома. Так, в октябре 1916 г. в Красноярском уезде был открыт первый Народный дом – в волостном селе Шилинском, и сообщалось о том, что приступили к постройке еще 9 по всей Енисейской губернии27.

В предреволюционные годы в селениях Восточной Сибири появляется и кинематограф, не связанный с деятельностью Народных домов. Из газетных сообщений видно, что в 1915–1916 гг. кинозрителями были жители с. Витим Киренского уезда, с. Бархатово Балаганского уезда (Иркутская губерния), с. Больше-Муртинского Красноярского уезда, с. Кучерцовского Канского уезда и окрестных сел и деревень (Енисейская губерния)28. В целом факты столь немногочисленны, что нет оснований спорить с мнением современника: «Кинематографа до сего времени деревня еще не знает».

Исключительной редкостью были в сельских поселениях музеи. Первые попытки их организации были предприняты учителями. В источниках есть упоминание о школьном музее в с. Омолой Киренского уезда, основанном в 1894 г. В нем имелись коллекции монгольских горных пород, китайских птиц, раковин, несколько китайских фарфоровых изделий, статуэток китайцев разных сословий29. Очевидно, все эти экспонаты были подарены школе И.М. Сибиряковым, который и содержал училище, как уже упоминалось. Однако это первоначальное собрание, довольно случайное по составу, пополнялось усилиями учителя Василия Федоровича Кульчихина, который совместно с учениками собирал экземпляры местных горных пород, почв, образцы местных древесных пород, растений, насекомых, пресмыкающихся и т.д.

Значительную роль в организации музеев сыграли политические ссыльные. В 1912 г. в с. Братский Острог Нижнеудинского уезда группа ссыльных большевиков во главе с В.В. Рябиковым добилась открытия отдела Общества изучения Сибири и улучшения ее быта. В рамках отдела были открыты библиотека и музей. Музей занимал несколько комнат дома, находящегося в ограде церкви. Были приведены в порядок две башни острога, на одной из них укрепили мемориальную доску о пребывании здесь протопопа Аввакума. Судя по воспоминаниям В.В. Рябикова, поначалу крестьяне к устройству музея отнеслись отрицательно, но когда увидели несколько комнат дома заполненными всевозможными древними предметами, интерес их к музею настолько возрос, что в праздничные дни все окрестное население «на радиус 100 км» съезжалось в Братско-Острожное для того, чтобы познакомиться с музеем. Для посетителей читались доклады по истории и экономике края. Для пополнения фондов музея проводились раскопки. Когда музей стал играть известную роль в культурной жизни, само крестьянство повезло и понесло в музей всевозможные исторические редкости. Среди экспонатов музей были документы волостного правления, орудия труда, предметы шаманского культа, образцы холодного и огнестрельного оружия30.

В 1913 г. был открыт музей при Тулуновском отделе Общества изучения Сибири и улучшения ее быта. Одним из его учредителей был Г.С. Виноградов, который отмечал роль как местной интеллигенции, так и политических ссыльных в организации музея. Экспозиция музея размещалась вместе с библиотекой Отдела. Экспонаты хранились в витринах и были доступны обозрению. К 1917 г. их было 31131.

Приведенные характеристики развития инфраструктуры культуры сельских поселений Восточной Сибири свидетельствуют о количественном приращении ее элементов и увеличении качественного разнообразия, т.е. процессах во многом аналогичным тем, которые наблюдались в городах. Наиболее успешно развивалась школа, что было обусловлено постепенным сближением интересов власти и сельского населения, которое начинало осознавать пользу учения. Степень финансового участия и практического содействия сельского населения во многом определяла успехи и неудачи школьного дела. В то же время, заинтересованность сельского населения в наличии приходского храма, связанная с ростом населения, особенно в переселенческих уездах, не совпадала с его материальными возможностями в деле содействия церковному строительству. Поэтому в конце ХIХ – начале ХХ вв. доля сельских поселений со школами превосходит долю селений с церквями (во второй половине ХIХ в. – наоборот). Распространение народных библиотек не являлось значимой для правительства задачей и потому их развитие определялось инициативой местных жителей и отражало в целом невысокую степень осознания сельским населением просветительских ценностей и готовности пойти ради них на материальные жертвы и организационные хлопоты. Развитие инфраструктуры культуры сдерживалось как уровнем социально-экономического развития региона, так и устойчивостью традиционной культурной среды.


Примечания

1 Все подсчеты по данным, приведенным в работе: Юрцовский Н.С. Очерки по истории просвещения в Сибири. Вып. I. – Новониколаевск, 1923.

2 Скромный наблюдатель. Очерки ленской жизни // Сибирский сборник. – 1899. – Вып. I. – С. 82.

3 Государственный архив Иркутской губернии (ГАИО). Ф. 193. Оп. 1. Д. 10. Л. 2.

Добромыслов М.Н. Материалы к истории открытия сельских школ в Забайкалье // Труды Троицкосавско-Кяхтинского отделения Приамурского отдела ИРГО. – Т. 5. – Вып. II. – 1902. – С. 16–18.

5 ГАИО. Ф. 194. Оп. 1. Д. 110. Л. 126.

6 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 796. Оп. 442. Д. 2578. Л. 77.

7 РГИА. Ф. 91. Оп. 3. Д. 401. Л. 599.

8 Соколовский П. Русская школа в Восточной Сибири и Приамурском крае. – Харьков, 1914. – С. 50.

9 Очерки истории книжной культуры Сибири и Дальнего Востока. – Новосибирск, 2001. – Т. 2. – С. 258.

10 Личков Л. Как и что читает народ Восточной Сибири // Русская мысль. – 1896. – № 1. – С. 42.

11 Подсчитано по: РГИА. Ф. 91. Оп. 3. Д. 385–388, 393–395, 401.

12 Там же. Д. 401. Л. 499.

13 ГАИО. Ф. 193. Оп. 1. Д. 272. Л. 17об, 20, 26.

14 Очерки истории книжной культуры…– С. 258.

15 ГАИО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6. Л. 17.

16 Там же. Л. 28.

17 Там же. Л. 32–188.

18 ГАИО. Ф. 249. Оп. 1. Д.11. Л. 8об., Д. 13. Л. 6 об.

19 ГАИО. Ф. 197. Оп.1. Д. 6. Л. 44.

20 Подсчитано по: РГИА. Ф. 796. Оп. 173. Д. 2885, Л. 12,24. Оп. 182. Д. 4598. Л. 8, 38.

21 Щербаков Н.Н. Влияние ссыльных пролетарских революционеров на культурную жизнь Сибири (1907–1917). – Иркутск, 1984. – С. 225–226.

22 Иркутская ссылка. – М., 1934. – С. 64.

23 ГАРФ. Ф. 533. Оп. 1. Д. 953. Л. 28.

24 НАРБ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 13. Л. 1об.

25 ГАРФ. Ф. 533. Оп.1. Д. 984. Л. 35.

26 Там же. Д. 440. Л. 31.

27 Енисейские епархиальные ведомости. – 1916. – № 24.

28 См.: газету «Сибирь» за 1915.; «Енисейские епархиальные ведомости» за 1916.

29 РГИА. Ф. 91. Оп. 3. Д. 401. Л. 600.

30 Щербаков Н. Н. Указ. соч. – С. 84.

31 Виноградов Г.С. Краткий обзор деятельности Тулуновского отдела Общества изучения Сибири и улучшения ее быта за пятилетие 1913–1918 гг. – Иркутск, 1918. – С. 6.



* © Культурологические исследования в Сибири. – 2008. – №1(23). – С. 48–56.

 Вернуться к содержанию >>>

 

© Сибирский филиал Института наследия. Омск, 2014-2024
Создание и сопровождение: Центр Интернет ОмГУ