Ю.В. Аргудяева

ТРАНСЛЯЦИЯ ЗАБАЙКАЛЬСКИМИ КАЗАКАМИ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ РУССКИХ В СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ КИТАЙ*

В последние годы всё больший интерес среди научной общественности вызывает этнокультурное развитие российских народов, в том числе русских, и оценка культурно-исторического наследия русского рассеяния. В этом отношении важно изучение особенностей различных социальных, этнокультурных и этноконфессиональных групп русского этноса, в том числе русских казаков сибирских и восточных регионов России. Покинув Россию в суровые годы Гражданской войны и в период коллективизации они ушли в пределы ближайших стран Азиатского континента. Особый интерес представляют казаки Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачеств не только как самых молодых по времени возникновения, по сравнению с другими казачьими войсками России, но и как довольно сложных по своему, этническому, региональному, социальному, культурному и конфессиональному составу. В этом отношении внимание российских историков, этнологов, социологов, фольклористов давно привлекает регион Трехречья – специфический анклав расселения русских казаков в пределах Северо-Восточного Китая. Трехречье (по китайски Саньхэ цюй) – район, получивший свое название от трех рек: Ган, Дербул и Хаул, бассейны которых расположены в северной части автономной территории Внутренней Монголии (Барги) в Маньчжурии (Северо-Восточный Китай). Все три реки, берущие начало в северо-западных отрогах Большого Хингана, находятся в пределах Хулунбуирского нагорья и впадают в пограничную между российской и маньчжурской сторонами р.Аргунь, напротив российского поселка Цурухайтуй.

По Нерчинскому договору 1689 г. этот район территориально принадлежал Китаю, но уже с конца ХVIII в. он начал заселяться забайкальскими казаками, пришедшими с берегов пограничной с Китаем р. Аргунь. С согласия местных властей они обустраивали заимки, строили зимовья, разводили скот и косили сено. В период Октябрьской революции, Гражданской войны, коллективизации в России сюда пришли, нередко вместе с семьями, тысячи русских людей, преимущественно казаков и основали 19 русских поселений. Казаки практически обустроили некогда пустынный край, обеспечили себе достойный уровень жизни.

Сведения о представителях русского этноса в Трёхречье сосредоточены в некоторых материалах российских исследователей, посвященных расселению русского сельского населения на этой территории, их хозяйственной деятельности и бытовому укладу¹, а также в газетных заметках, отчетах, некоторых архивных материалах и воспоминаниях бывших обитателей Трехречья. Среди них особо следует отметить жителя Трёхречья А. М. Кайгородова, опубликовавшего свои воспоминания в ряде забайкальских газет и российских сборниках и журналах².

Немало интересных сведений о жизни сельского населения Северо-Восточного Китая, в том числе казаков в Трёхречье, получены от японцев, осуществлявших исследования на этих землях в период создания на этой территории государства Маньчжоу-Го, после захвата Японией Маньчжурии в 1930-е гг. Политика территориальной экспансии Японии в Северно-Восточном Китае предусматривала создание на территории Маньчжурии, с одной стороны, сырьевой и продовольственной базы, с другой – военного плацдарма для дальнейшего продвижения японских войск в южную часть Китая и на север ‒ в Советский Союз. Одним из мероприятий по осуществлению этого плана было переселение сотен семей японских крестьян на маньчжурские земли. Однако суровый климат Маньчжурии и в целом непривычные условия жизни, создавали многочисленные трудности в адаптации к принимающему региону и успешной жизнедеятельности японских крестьян, у которых не было необходимого опыта в приспособлении к новым условиям жизни, но, как оказалось, такой опыт был у русских крестьян и казаков, сравнительно недавно переселившихся в северо-западную и северо-восточную части Маньчжурии. Поэтому японские исследователи стали досконально изучать жизнь и быт русских крестьян-старообрядцев маньчжурской деревни Романовки³ и жизнедеятельность забайкальских казаков в Трёхречье⁴.

Первые сведения о жизнедеятельности в этом районе русских и об их возвращении в Россию в середине ХХ в. базируются на предположениях и воспоминаниях местных русских и эвенкийских старожилов и свидетельствах некоторых литераторов. В частности, русский поэт, революционный деятель М.Л. Михайлов, отбывавший каторгу в 60-х гг. ХIХ в. в Кадае (ныне Забайкальский край), писал о неоднократных побегах политкаторжан на маньчжурскую сторону р. Аргуни еще до второй половины ХIХ в.⁵ По рассказам эвенков, они в середине ХIХ в., заходя в верховья рек Хаул, Дербул и Ган, видели там избы русской постройки, лошадей и коров, а зимой заготовленное сено⁶. Возможно это и были первые заимки русских беглых политкаторжан. Среди них было очень мало женщин и они охотно женились на тунгусках. Потомки от таких браков были русоволосыми, отличались высоким ростом. Они и их отцы охотились вместе с эвенками, но выходить к р. Аргуни опасались и боялись встреч с артелями русских охотников, периодически промышлявших в тех же лесах.

Впоследствии в Трехречье стали появляться охотничьи избушки и первые заимки казаков, живших за Аргунью, на российской земле, но периодически приходивших на маньчжурскую сторону. Первоначально такие заимки и выстроенные здесь избушки – зимовья были сезонными и служили укрытием от непогоды и местом проживания только на время покоса (казаки ездили заготавливать сено на маньчжурскую сторону р. Аргунь) или в период зимнего охотничьего сезона. Постепенно, по сведениям А.М. Кайгародова, эти первых охотничьи избушки и заимки, переросли в поселки и деревни. Первые русские заимки и хутора появились по Хаулу – реке, самой близкой к Аргуни в 1870–1890-е гг. ‒ Ивановка, Ернишная, Черноусиха, Манерка и др. Хозяева хуторов и заимок, пережив первую мировую войну, перестали возвращаться к себе на родину в левобережные приаргуньские казачьи станицы, вывезли из Забайкалья свои семьи и стали постоянно проживать по р. Хаул.

В годы революции и гражданской войны в России, в Трехречье устремился поток беженцев, отходили разгромленные красными части атамана Семенова и других вожаков белого движения. Население бассейна р. Хаул выросло за счет беженцев из Сибири и Забайкалья в несколько десятков раз. Следующий значительный приток русских – эмиграция забайкальских казачьих семей в 1930-е гг., в период коллективизации в СССР (так называемые «тридцатники»). Это был период массового расселения русских, преимущественно по рекам Дербул и Ган. Китайские власти не препятствовали русской колонизации этого практически незаселенного к тому времени региона. В итоге здесь возникли казачьи поселения, сохранявшие традиционный, присущий только казачеству жизненный уклад. По данным, собранным А.Кайгародовым основные населенные пункты, возникшие по р.Дербул – поселки Дубовая, Ключевая, Тулунтуй, Попирай, Караганы и Щучья, по бассейну р. Ган ‒ Покровка, Усть-Кули, Лабдарин, Челотуй и Светлоколуй . Ряд русских населенных пунктов находились в междуречье Дербула и Гана: Баржакон, Лапцагор, Верх-Урга (в настоящее время – Шан-Урга), Усть-Урга (в настоящее время – Ся-Урга), Ширфовая, Верх-Кули (в настоящее время – Шан-Кули), Нармакчи, Драгоценка - (по китайски – Саньхэ; при японцах – г. Найрумту)⁷.

Верх-Кули, основанный примерно в 1890 г., считался самым богатым посёлком Трехречья. В 1911‒1912 гг. в Верх-Кулях построили старообрядческую церковь (православная церковь появилась несколько позднее), имелся постоялый двор, две китайские харчевни и три лавки; русскими было налажено небольшое маслодельное, сыроваренное и пимокатное производство; были отделения японских торговых фирм «Хаяси канэ» и «Томо боеки коси». Зажиточные хозяева засевали от 150 до 300 десятин пашни, держали бессчетные отары овец, разводили верблюдов. Удобные для обработки поля и хорошие сенокосные угодья, сравнительная близость рынка (г. Хайлар) позволили посёлку выйти в Трехречье на первое место по производству зерна и мяса⁸ .

Самым большим по численности сельским населенным пунктом и центром казачьего населения Трёхречья стала Драгоценка, основанная в1880‒1882 гг. Центральное положение Драгоценки в Трехречье, ее хорошая связь грунтовыми дорогами практически со всеми населенными пунктами (в том числе с Хайларом ‒ единственным городом) этого региона обусловили ее быстрый рост как торгового, а затем и административного и культурного центра. Это была и единственная в регионе казачья станица, которой подчинялись все трехреченские казачьи поселки (деревни). Именно в ней китайцы составляли самую значительную прослойку китайского населения Трехречья. Здесь они держали мелкие лавки, харчевни, пошивочные мастерские, парикмахерские, постоялые дворы. Были среди них и кузнецы, и плотники; некоторые были неплохими огородниками, но традиционным землепашеством, как русские, они не занимались. По данным А.М. Кайгородова были в Драгоценке и торгово-промышленный филиал русской фирмы «И.Я. Чурин и Ко», филиалы японских торговых фирм «Хаяси канэ», «Томе боеки коси», «Мансю тикусан кабусики кайся». Они были универсальными, ‒ кроме торговли потребительскими товарами, снабжали население сельскохозяйственным инвентарем за наличный расчет и в кредит под будущий урожай, что позволяло сельским жителям уже весной приобретать в кредит необходимые товары. За них можно было платить не только деньгами, но и пушниной, и зерном, а в китайских лавках и куриными яйцами. Фирме Чурина, кроме магазина, принадлежали паровая вальцовая мельница и ремонтно-механические мастерские. В 1944 г. в Драгоценке проживало около 3000 человек (без японского гарнизона в 300 чел.), в том числе русских примерно 1500, китайцев 900‒1000, японцев – 500. Здесь располагалось управление Южно-Аргунской губернии, в которую при японцах было преобразовано Трехречье, полицейское и жандармское управления, казачье станичное управление, лесничество, отделение японской миссии, отделение Бюро по делам российских эмигрантов. В Драгоценке находилась единственная в Трехречье восьмилетняя школа, китайская школа и больница с хирургическим отделением⁹.

Подавляющее число населения Трехречья состояло из русских. Оно росло не только за счет переселенцев из-за р.Аргуни, но и из других мест Барги, пристанционной полосы КВЖД, а также из городов Хайлар, Маньчжурия, Харбин. К концу 1944 г. оно насчитывало по 16 поселкам 9050 чел.¹⁰, в том числе мужчин – 4739, женщин ‒ 4311¹¹. По данным А.М. Кайгородова, в 1945 г. русское население Трехречья составляло 11 тыс. чел., включая население 16-ти поселков и 3-х выселков¹² . Это были в основном забайкальские казаки и их семьи, бежавшие сюда либо в годы гражданской войны, либо в период коллективизации, в 1930-е гг.

Вторую по численности группу населения составляли китайцы (до 1945 г.) – 1000–1100 чел. Непосредственно в Трехречье китайцы пришли в 1925 г. В основном это были торговцы, держатели постоялых дворов и харчевен, парикмахеры, сапожники, кузнецы и др. ремесленники, а также огородники. Основная их часть проживала в Драгоценке, занимая как бы отдельный квартал. В других населенных пунктах их было немного, за исключением Верх-Кулей (примерно 12 семей) и Караванной (30 семей)¹³.

Третью, самую немногочисленную часть населения Трехречья составляли японцы, появившиеся в крае в 1932 г., когда в Маньчжурии было провозглашено марионеточное государство Маньчжоу-Го. Основная часть японцев – военнослужащие небольшого гарнизона в Драгоценке или гражданские служащие различных учреждений, коммерсанты, советники, преподаватели¹⁴.

Были и представители коренных народов – эвенки, орочены, буряты, монголы (от одной до двух с половиной сотен в каждом этносе). Орочены охотились на лошадях преимущественно по р. Гану; эвенки охотились на оленях. Монголы и буряты кочевали в степной полосе Трехречья, работая пастухами у богатых русских скотовладельцев¹⁵.

Географически Трёхречье делилось на таежную, лесостепную и степную части, что и определило основу хозяйственной направленности в населенных пунктах той или иной зоны. Однако это не мешало развитию традиционного хозяйственного уклада русских в Трехречье. Ориентация только на определенные виды деятельности, в связи с природно-экологическими условиями, тем не менее позволяла, путем торгово-обменных операций, иметь все необходимые для обеспечения традиционной жизнедеятельности продукты питания.

Основное занятие русского населения Трехречья – земледелие, скотоводство, охота и рыболовство. В зависимости от природных условий, как уже говорилось выше, одна из этих отраслей традиционного хозяйствования превалировала либо в лесной, либо в лесостепной, либо в степной зоне.

Жители лесостепной зоны занимались преимущественно земледелием. Сельское хозяйство было экстенсивным. Оно велось по старинке, как и в Забайкалье, без применения удобрений. Не было ни агрономов, ни ветеринарных врачей (кроме Драгоценки, где был ветеринарный пункт). Во время посева и уборки урожая соблюдали определенные русские земледельческие традиции. Например, когда сеяли коноплю, то по обычаю вместе с семенами в землю зарывали несколько яиц. При уборке зерновых поле целиком не выжинали, оставляя небольшой клин «богу на бородку». В засушливые погоду приглашали священников на молебен и с иконами ходили по полям¹⁶. Сеяли преимущественно пшеницу, овес, ячмень, гречиху. Яровых хлебов, как и в Забайкалье, вследствие суровости климата, высевали мало.

Разводили лошадей, крупный рогатый скот, овец, коз, различную домашнюю птицу. Из всего количество скота и домашней птицы, по данным на конец 1944 г., более всего (39,9 %) приходилось на баранов и коз¹⁷; крупный рогатый скот составлял 25,42 %, лошади ‒ 13,66 %; домашняя птиц – 17,8 %, свиньи ‒ не многим более трех процентов. Верблюды (29 шт.) были лишь в пос. Верх-Кули¹⁸.

Лошадей и быков использовали в качестве тягловой силы. Тракторов было мало (22), в основном в Драгоценке, да и те из-за высоких цен на топливо и масло выгоднее было использовать не на вспашке, а на обмолоте хлебов; автомашин было всего 2 (в пос.Усть-Кули)¹⁹.

Плуги были далеко не в каждом хозяйстве. На 1380 подворий в 1944 г. приходилось 170 плугов; еще меньше было сноповязалок (128), веялок (96), дискоборон (63), молотилок (42), сеялок (39); лучше обстояло дело с обработкой молочных продуктов – на 16 поселков приходился 271 сепаратор²⁰.

Теплых помещений для скота, по забайкальской традиции, не строили. Сооружали лишь примитивные укрытия (две-три тесовых стены и крыша) от ветра и снега. Помещений для хранения убранного зерна (крытых риг) и сена не делали. Сена, при наличии значительного количества скота, заготавливали в громадном количестве и оставляли под открытым небом. Ранний весенний приплод от коров и овец укрывали в избе или в зимовье. Домашнюю птицу во многих подворьях держали всю зиму в избе, делая для них специальные загородки.

Землю обрабатывали также по традиции русских, применяясь к местным природным условиям. При ранней весне посев начинали в конце апреля; если весна была холодной, посевные работы отодвигались на начало мая. Под посев пшеницы вначале использовали залог (земля, вспаханная в предыдущее лето) или пар (отдохнувшую от вспашки землю), затем пахали перелог (пашня, с которой собран только один урожай) и, наконец, залежь или третий хлеб (земля после двух собранных урожаев). Вслед за пшеницей сеяли овес, ячмень; завершался посев гречихой. Вся посевная кампания продолжалась долго – с конца апреля до начала июня²¹.

Ветряную, нередко капризную (с холодным дождем и даже снегом) весну сменяло жаркое, но короткое лето. Надо было успеть вспахать целинную землю или пар, накосить сена, убрать урожай. Вспашкой занимались рано утром, пока не было большой жары, или вечером, с наступлением прохлады. Сенокос начинался во второй половине июля. Ближайшие к населенным пунктам покосы делили между семьями по количеству скота; на дальних каждый мог косить сколько ему надо и сколько он сможет. Зажиточные казаки строили на отдаленных покосах заимки, где скот находился постоянно; здесь же заготавливали и хранили сено. С окончанием покоса, к середине августа, начиналась страда. Ее сроки также были сжатыми. Жаток, сенокосилок со специальными приспособлениями, сноповязальных машин было мало и только у зажиточных семей. Для уборки урожая пользовались преимущественно косами и серпами. Убранный хлеб складывали в клади (скирды) и оставляли в поле до октября. В октябре начинался обмолот зерна, который, из-за отсутствия достаточного количества молотилок, затягивался иногда до марта. Обмолот осуществлялся деревянными или каменными катками (при помощи лошадей) на специально подготовленных площадках с обледенелой поверхностью. Лишь в некоторых зажиточных хозяйствах имелись молотилки²². Теплую и тихую осень сменяла продолжительная суровая зима с глубокими снегами. Раньше это было время основного отдыха от сельскохозяйственных работ. Однако для части мужского населения наступал охотничий сезон, а после 1941 г. мужчин стали посылать и на иные, общественно-трудовые работы.

Проблем с питанием населения практически не было, так как обилие в реках рыбы, а для некоторых и возможность добыть таежного зверя, наличие огородов значительно пополняли рацион трехреченцев. В частности, под огородами в 16 русских поселках Трехречья было занято 12314,87 кв. м земли²³. На огородах выращивали различные овощи, картофель, коноплю и табак.

Население, расположенное в лесной зоне, в основном занималось охотой и рыболовством, в меньшей степени скотоводством; на небольшом клине сеяли ячмень и овес. Осенью и зимой главным объектом охоты были белка, колонок, рысь, выдра, весной – изюбрь. Методы охотничьего промысла русских охотников мало чем отличались от эвенкийских, но организация их была совершенно иной. Эвенки охотились в одиночку или семьей, русские – традиционно, как и в Забайкалье, непременно артелью в 7‒8 человек как при охоте на белку («белковье»), так и на изюбрей во время их «рева». Удачей считалось добыть панты (молодые рога изюбря), которые ценились очень высоко. Наиболее выгодным было белковье, на которое артель уходила в тайгу на месяц-полтора. Все члены артели подчинялись выбранному ими старшему, который определял маршрут охоты, распределял обязанности. Охотники с рассветом уходили по выбранным старшим определенным направлениям и возвращались к вечеру в заранее условленное место, куда добирался с лошадьми один из артельщиков, в обязанности которого входило приготовление ужина и обустройство ночлега. Такой промысел был нелегким, так как проходил в самое холодное время года, к тому же приходилось гоняться за сохатым, так как мясо с собой не брали. Пищевые запасы артельщиков, взятые на охоту, состояли преимущественно из масла, сала, соли, чая и толченых сухарей. Добытую пушнину скупали русские коммерсанты из Хайлара и Харбина, представители японских фирм. Выручку от реализации «мягкого золота» делили поровну, вне зависимости от количества добытой каждым охотником шкурок. Охотились артелью и на хорьков. Орудия лова использовали традиционно русские – кулемки на хорьков, пастушки и петли на зайцев, пасти на козулю, капканы на лисиц и волков. Ловушки – кулемки изготавливали в большом количестве; их осматривали ежедневно, подкладывая, по необходимости поедь – приманку. Специальными ловушками, напоминающими по форме плоские ящики, сколоченные из тонких досок или бердами, сплетенными из прутьев, ловили тетеревов. Ловушки настораживали около скирд хлеба, еще не убранного с поля, или на песчаных косах. Иногда такой ящик, падая, накрывал сразу несколько птиц, и таким образом за день можно было добыть их довольно много²⁴.

Разнообразными были и орудия лова рыбы (таймень, сом, чебак, карась, ленок, хариус и др.) – сеть, невод, перемет, удочка, острога и корчага. Корчага представляла собой своеобразное сооружение в виде сплетенного из ивовых прутьев сосуда с круглым отверстием, стенки которого углублялись на несколько сантиметров внутрь и с внешней стороны обмазывались тестом. Корчага прикреплялась к длинной палке и при ее помощи укреплялась на дне водоема. Рыба, заплывая внутрь, из-за выступов этого сооружения, уже не могла выбраться наружу. Но самым, пожалуй, эффективным способом ловли рыбы был традиционный для забайкальских казаков ез (заездок) ‒ перегораживание небольшой реки определенной длины специальными (длиною в 2‒2,5 м и 10‒12 см в поперечнике) бревнами (кобылинами), на которые устанавливали морды и берда (маты-решетки, сплетенные из ивовых прутьев, высотой 1,2–1,3 м и шириной 1 м)²⁵. Уловы езом нередко были большими, но использовали рыбу преимущественно для своего потребления, так как отсутствовало достаточное количество соли (особенно во время Второй мировой войны) и тары для засолки рыбной продукции.

Материальная культура (поселения, жилища, одежда, пища) трёхреченцев мало отличалась от материальной культуры в Забайкалье. Поселения строились по такому же принципу, как и на родине. Планировка и внешний облик отдельных поселков практически были одинаковые: широкие прямые улицы, деревянные рубленые избы, крытые преимущественно берестой, с фасадом, выходящим во двор и небольшим палисадником. Жилое помещение обычно располагалось в глубине усадьбы, вход в него был со двора и шел через глухие сени.

Существенный материал по жилищному комплексу русских поселенцев-трехреченцев в плане сохранения и изменения фольклорных традиций мы нашли в публикации российского исследователя В.Л. Кляуса²⁶. Интересные сведения современников об усадьбах казаков и их жилищах мы получили из материалов группы японских сотрудников Общего отдела Департамента Китайской восточной дороги (КВЖД), исследовавших в 1940–1941 гг. жилища и усадьбы одного из посёлков Трёхречья – пос. Верх-Кули. Согласно данным японцев, у тех, кто только появился в Трехречье, или надеялся в скором времени вернуться в Забайкалье, первоначально жилыми постройками были мазанки и даже землянки [рис. 1]. Большинство капитальных жилищ были однокамерными [рис. 2], иногда разделенным дощатой перегородкой на жилое помещение и кухню. Некоторые большие избы разгораживались перегородками на несколько комнат; в таежных поселках было выстроено немало домов-пятистенок ‒ больших домов, разделенных внутри капитальными стенами [рис. 3]. Способы соединения бревен по углам были различными, но также традиционно русскими²⁷ – «в обло», «в угол», «в лапу» и др. [рис. 4].

Внутреннюю планировку избы во многом определял большая, так называемая русская духовая печь, служившая и для обогрева жилища, и для приготовления пищи, и для лечения, а иногда и мытья. К печи обычно пристраивали плиту с обогревателем. В избах – пятистенках могло быть и две плиты или, дополнительно – печь-голландка. Полы преимущественно деревянные, окрашенные охрой. Земляной пол был лишь в некоторых зимовьях и избах; для борьбы с блохами такой пол обмазывали коровьим пометом.

Помимо жилого помещения на усадьбе располагались и ряд сооружений для хозяйственных нужд – зимовье, амбары, стайки (загородки для скота), помещения для домашней птицы, баня. Здесь же находилось место для хранения транспортных средств: саней, телег, сбруи и т.п. и непременно – большой поленницы дров.

Садоводством, в силу специфических природных условий, не занимались, но дикие цветущие деревья (черемуха, яблоня) высаживали в палисадниках. Плоды этих деревьев сушили в печи и использовали в качестве начинки для пирогов. Еще в большей степени пополняли праздничный и постный стол различные таежные ягоды (земляника, голубика и др.) и грибы. Их также, как и овощи, употребляли в свежем виде; грибы и капусту засаливали и использовали в качестве начинки для выпечки, а она была разнообразной ‒ большие пироги, маленькие пирожки, шанежки (начинка из яиц, капусты, рыбы, грибов), калачи. Мясо и рыбу употребляли в основном в вареном и жареном виде, отчасти солили и вялили на солнце. В будние дни пища была однообразной: блюда из вареной капусты, мяса, картофеля. Зато в праздничные, не постные дни, особенно на большие календарные и церковные праздники, столы ломились от разнообразной пищи. Посты – еженедельные и в течении календарного года соблюдали строго. Почти в каждом посёлке была выстроена православная церковь.

Таким образом, в жизни трехреченцев сохранялась традиционный уклад и традиционная русская культура, которая проявлялась не только в повседневной жизни, но и в православные праздники. В Святки по поселкам ходили скоморохи, в Рождество – христославщики со звездой. На Пасху пекли куличи, красили яйца, христосывались (целовались), играли в лапту, городки и другие игры, качались на качелях. На масленицу «брали» снежные городки, катались на лошадях. На казачьи праздники устраивали скачки и джигитовку. В Прощенное воскресенье просили друг у друга прощение. Накануне родительского дня (день поминания умерших родителей), в сенях насыпали тонкий слой муки и утром проверяли, не приходили ли родители. На Троицу «топили» березку, в Духов день купали и святили лошадей. На храмовые праздники, которые отмечали с размахом, съезжались гости со всего Трехречья.

Молодежь проводила свободные вечера на вечеринках и посиделках. Для вечеринок у кого-либо снимали на вечер избу, приглашали гармониста или балалаечника. Чтобы не терять время девушки брали с собой какое-либо рукоделие. Нередко до утра пели песни и плясали.

Посиделки чаще устраивали замужние казачки. Они тоже пели песни, одновременно рукодельничая (пряли шерсть, изготавливали вязаные вещи из нее и др.). Продолжала бытовать и русская традиция устройства «помочей» (помощи). На нее обычно приглашали зажиточные казаки ‒ стряпать пельмени (их заготавливали по несколько сотен на зиму, в том числе и в качестве провизии для охотничьего промысла), шинковать капусту, тереть картофель на крахмал, ощипывать забитую домашнюю или таежную птицу и др.

Повседневная нательная одежда также была традиционной: у мужчин – холщевая рубаха и штаны; у женщин – рубаха и юбка. Обувались летом в ичиги, зимой в унты и валенки. Праздничная одежда женщин отличалась нарядностью; мужчины надевали форму Забайкальского казачьего войска – гимнастерки и брюки с лампасами, фуражки с околышком и кокардой или папахи с желтым верхом, сапоги. В зимнее время основу верхней одежды, как для мужчин, так и для женщин, составляли нагольные (кожей наружу, шерстью вовнутрь) полушубки, шубы и тулупы, нередко перчатки и рукавицы работы эвенкийских мастеров. В охотничьем костюме превалировали черты традиционной культуры эвенков. Особенно популярной у охотников была эвенкийская дашка (род просторного двубортного пиджака из замши) и арамузы (ноговицы ‒ род обуви из замши).

Определенные элементы русской культуры обогатили и эвенкийскую. Это взаимодействие культур русских и коренных народов отмечали многие исследователи. В частности, Г.П. Белоглазов считает, что русские, живя в Барге, в том числе и в Трехречье, среди тунгусских племён, в конце ХХVII – начале ХVIII в. настолько сильно повлияли на хозяйственный уклад, быт и язык тунгусов Барги, что «…можно предположить о существовании длительного периода, когда связь тунгусских племен Барги с русским населением были тесными»²⁸. Влияние культуры русских на тунгусов отмечал и В.А. Анучин: «…правда, проникшие сюда казаки были главным образом заняты сбором ясака с только что покоренных охотничьих племен, но и тогда они оказали прогрессивное влияние на развитие хозяйственной жизни у этих племен. Например, казаки ввели среди тунгусских племен многие предметы домашнего обихода, многое из рыболовных и охотничьих снастей, познакомили с употреблением охотничьего оружия, научили печь и употреблять в пищу хлеб и т.д.»²⁹.

Поселившиеся в Трехречье немногочисленные китайцы-земледельцы также восприняли многие стороны русского быта. По описаниям А.М. Кайгородова это проявилось в методах ведения хозяйства и в материальной культуре. «Планировка избы и хозяйственная утварь у них, − отмечает А.М. Кайгородов, − были такие же, как у русских. Подобно русским они носили ичиги и унты, одежду русского покроя. Многие справляли русские православные праздники. Почти все китайцы носили русские имена или прозвища, от мала до велика хорошо говорили по-русски. Некоторые китайские поселенцы были женаты на русских женщинах. Их дети получали скорее русские, чем китайское воспитание»³⁰. Известно, что китайцы, по традиции не употребляли в пищу молоко. Крупный рогатый скот, в том числе коров, они использовали только как тягловую силу. С приходом в Трехречье русских, под их влиянием, а также видя выгодность и учитывая спрос на молоко, молочную продукцию и мясо говядины, китайские крестьяне стали постепенно разводить коров мясных и молочных пород. Продукцию от них, они, как и русские, поставляли на рынки или маслобойные заводы³¹. Слабее сказывалось влияние русских на земледельческую культуру китайцев. В суровых природных условиях Барги китайская трудоинтенсивная система хозяйствования не давала возможности прокормить китайскому земледельцу свою семью за счет ведения пашенного земледелия и огородничества. Те немногие китайцы, которые занялись землепашеством, оседали не на целинных землях, а на уже распаханных русскими, используя их опыт обработки земельных угодий³².

Кочевники-монголы Барги, основное занятие которых – пастбищное скотоводство, в отличие от русских, не заготавливали корма на зиму. Поделив территорию на летние и зимние пастбища, они пасли скот круглогодично, хотя нередко в суровые снежные зимы от гололедицы погибали целые стада скота. Общаясь с русскими казаками, занимавшимися стойловым животноводством, монголы стали игнорировать религиозные запреты на кошение трав, научились косить, заготавливать сено на зиму, но чаще сдавали русским в аренду сенокосные угодья исполу (половину накошенной травы оставляли себе, а половину – арендатору)³³.

Таким образом русские казаки-трехреченцы не только смогли адаптироваться к местным природно-экологическим условиям, кстати, во многом схожими с забайкальскими, но и практически транслировали традиционную русскую культуру в способах ведения земледелия, охотничьих и рыболовных промыслах, основных составляющих материальной культуры, семейном и общественном быту. Важно также отметить, что на этой территории шёл активный процесс взаимовлияния культур как с аборигенными тунгусоманьчжурскими народами, так и с китайскими крестьянами, пришедшими в Северо-Восточный Китай из южных территорий страны. В итоге, взаимное обогащение культур позволило всем народам, жившим на территории Трехречья в определенной степени улучшить и обогатить свою повседневную жизнь как в плане экономических достижений, так и в материальной культуре.

С приходом в Маньчжурию в 1945 г. Красной Армии начались репрессии среди русского населения Трехречья. Арестован и интернирован был каждый четвертый взрослый казак, а «тридцатники», обвиненные во вредительстве против колхозов, были почти все вывезены в СССР. Оставшиеся вскоре получили советское гражданство, им было предложено выехать в Советский Союз – Сибирь и Казахстан (на освоение целинных и залежных земель). Многие не хотели уезжать, некоторые ждали визы для выезда на австралийский и южно-американский континенты. Массовый отъезд русских в СССР произошел в 1955‒1956 гг. Поселки трехреченцев были быстро заселены китайскими переселенцами. К настоящему времени они все изменили свои названия. Однако русскоговорящее население на этой территории еще есть. Это потомки от смешанных браков русских с китайцами. По свидетельству современных информантов³⁴, они, как и живущие рядом с ними китайцы отмечают Троицу, Пасху и ряд других праздников; сохранилось фольклорное творчество; придерживаются и других традиций русской культуры. Основная часть поселений Трехречья утратила свой русский облик. Но часть из русских изб используется и в настоящее время, а в некоторых поселках стали даже строить новые дома по русскому образцу³⁵.

Вероятно есть и другие проявления русской культуры, но это требует специального изучения этнографического, фольклорного, диалектологического и в целом культурного наследия. Интерес к этому проявляют современные как российские, так и китайские и японские исследователи. Организация подобных экспедиций способствовала бы дальнейшему изучению этнокультурного взаимодействия народов России и Китая. Важно также осознать, что русские казаки, жившие в конце ХIХ – первой половине ХХ в. в Трехречье не только явились хранителями исконной русской культуры в Северо-Восточном Китае, но и впоследствии транслировали свое культурное наследие на австралийский и американский континенты. 

‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒

* Работа выполнена в рамках проекта Дальневосточного федерального университета «История этнокультурного развития и социокультурного взаимодействия народов Азиатско-Тихоокеанского региона». Код проекта 14-08-05-36_и.

Примечания

¹ Анучин В.А. Географические очерки Маньчжурии. ‒ М.: Геогр. лит-ра, 1948; Аргудяева Ю.В. Русское население в Трехречье // Россия и АТР. ‒ Владивосток, 2006. ‒ С. 121‒134; Она же. Русские казаки в Трехречье // Приграничное сотрудничество и внешнеэкономическая деятельность: Исторический ракурс и современные оценки : мат-лы Междунар. науч. конф. (22‒27 ноября 2012 г., Чита Забайкальского края; Эргуна Автономного района Внутренняя Монголия КНР). ‒ Чита, 2012. ‒ С. 125–143; Белоглазов Г.П. Аграрная реформа в Маньчжурии (Северо-Восточный Китай). 1945–1949 гг. ‒ Владивосток: Дальнаука, 2009; Кормазов В.А. Барга. Экономический очерк. ‒ Харбин: Тип. КВЖД, 1928; Сергеев О.И. Казачье Трехречье в Китае: исторический ракурс // Приграничное сотрудничество и внешнеэкономическая деятельность: Исторический ракурс и современные оценки : мат-лы Междунар. науч. конф. (22‒27 ноября 2012 г., Чита Забайкальского края; Эргуна Автономного района Внутренняя Монголия КНР). ‒ Чита, 2012. ‒ С. 137–143; Янков А.Г. Характеристика двойной идентичности русских китайцев в Трехречье // Приграничное сотрудничество и внешнеэкономическая деятельность: История и современность : мат-лы Междунар. науч. Конф. (11‒15 октября 2011 г., Чита (Россия); Маньчжурия (Китай)). ‒ Чита, 2011. ‒ С. 183–187 и др.

² Кайгародов А.М. Русские в Трехречье (по личным воспоминаниям) // Советская этнография. ‒ 1970. ‒ № 2. ‒ С. 140–149; Он же. Русские заимки в Трехречье (по личным наблюдениям) // Советское Приаргунье. – 1993. – 20 июля. ‒ №56; 28 июля. ‒ №58; 30 июля. ‒ № 59; Он же. Потерянная земля (Историко-этнографический очерк). Рукопись. ‒ М., 1990‒1994; Он же. Маньчжурия: август 1945 // Проблемы Дальнего Востока. ‒ 1991. ‒ № 4. ‒ С. 94–103 и др.

³ Аргудяева Ю.В. Русские старообрядцы в Маньчжурии. ‒ Владивосток: ДВО РАН, 2008; Аргудяева Ю.В., Хисамутдинов А.А. Из России через Азию в Америку: Русские старообрядцы. ‒ Владивосток: Дальнаука, 2013; Накамара Е. Романовка – поселок старообрядцев в Маньчжурии (1936–1945 гг.) // Традиционная духовная и материальная культура русских старообрядческих поселений в странах Европы, Азии и Америки. ‒ Новосибирск: Наука. Сибир. отд-ние, 1992. ‒ С. 247–252 и др.

⁴ Аргудяева Ю.В. Жилище русских казаков в Трехречье // Традиционная культура. ‒ 2014. ‒ № 4. ‒ С.14–21; Доклад по исследованию форм ведения сельского хозяйства русскими крестьянами в Трехречье / пер. К.Г. Матафонова. ‒ Далянь, 1943; Жилище и жизнь русских в Трехречье в Северной Маньчжурии / пер. Е.С. Пустовойт. ‒ Токио: Издат-во Хабукункан, Охаси Синъити, 1943; Игауэ Нахо. Японские исследования казацких сел в Хулун-буйре (Трехречье) в Маньчжоу-го // Материалы ХХV российско-японского симпозиума историков и экономистов ДВО РАН и района Кансай (Япония) : сб. ст. ‒ Владивосток: Дальнаука, 2010. ‒ С.81–93; Кляус В.Л. Рождение и смерть русского дома в Приаргунском Трехречье (КНР) // Традиционная культура. ‒ 2011. ‒ № 2. ‒ С. 32‒43 и др.

⁵ Кайгородов А. Русские заимки в Трехречье (по личным наблюдениям) // Советское Приаргунье. – 1993. – 20 июля. ‒ № 56. ‒ С. 3.

⁶ Там же.

⁷ Там же. ‒ С. 8‒11, 15.

⁸ Там же. ‒ С. 144.

⁹ Там же.

¹⁰ Государственный архив Хабаровского края (далее ‒ ГАХК). Ф. 830. Оп. 1. Д. 75. Л. 244.

¹¹Там же. Л. 250.

¹² Кайгородов А.М. Русские в Трехречье (по личным воспоминаниям) // Советская этнография – 1970. − № 2. ‒ С. 141.

¹³ Там же.

¹⁴ Там же. ‒ С. 142.

¹⁵ Кайгородов А. Потерянная земля (Историко-этнографический очерк). Рукопись. ‒ М., 1990‒1994. ‒ С. 20.

¹⁶ Кайгородов А.М. Русские в Трехречье (по личным воспоминаниям) … ‒ С. 148.

¹⁷ ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 75. Л. 248. Подсчит. автором.

¹⁸ Там же.

¹⁹ Там же. Л. 250.

²⁰ Там же. Л. 249.

²¹ Кайгородов А.М. Русские в Трехречье (по личным воспоминаниям) … ‒ С. 145.

²² Там же.

²³ ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 75. Л. 246.

²⁴ Кайгородов А.М. Русские в Трехречье (по личным воспоминаниям) … ‒ С.146; Он же. Потерянная земля (Историко-этнографический очерк). Рукопись. ‒ М., 1990‒1994. ‒ С. 20.

²⁵ Кайгородов А. На езу // Советское Приаргунье. ‒ 1993. ‒ 17 авг. ‒ №64. ‒ С. 4; 20 авг. ‒ №65. ‒ С. 4.

²⁶ Кляус В.Л. Рождение и смерть русского дома в Приаргунском Трехречье (КНР) // Традиционная культура. ‒ 2011. ‒ №2. ‒ С. 32–43.

²⁷ Традиционное жилище народов России: ХIХ – начало ХХ в. ‒ М.: Наука, 1997. ‒ С. 21‒22.

²⁸ Белоглазов Г.П. Русская земледельческая культура в Маньчжурии в конце ХIХ в. ‒ 20-х гг. ХХ в. // Вестник ДВО РАН. ‒ 2007. ‒ №5. ‒ С. 110.

²⁹ Анучин В.А. Географические очерки Маньчжурии. ‒ М.: Геогр. лит-ра, 1948. ‒ С. 176, 177.

³⁰ Кайгородов А.М. Русские в Трехречье (по личным воспоминаниям) … ‒ С. 142.

³¹ Белоглазов Г.П. Русская земледельческая культура в Маньчжурии в конце ХIХ в. ‒ 20-х гг. ХХ в. ‒ С. 114.

³² Там же. ‒ С. 115.

³³ Анучин В.А. Географические очерки Маньчжурии. ‒ С. 158.

³⁴ Тарасов А.П., Янков А.Г. Русские Трехречья: история и идентичность. ‒ Чита, 2012.

³⁵ Аргудяева Ю.В. Русские казаки в Трехречье // Приграничное сотрудничество и внешнеэкономическая деятельность: Исторический ракурс и современные оценки : мат-лы Междунар. науч. конф. (22‒27 ноября 2012 г., Чита Забайкальского края; Эргуна Автономного района Внутренняя Монголия КНР). ‒ Чита, 2012. ‒ С. 104.

Список иллюстраций

Все иллюстрации, помещенные в данной статье приводятся  из книги японских исследователей: Жилище и жизнь русских в Трехречье в Северной Маньчжурии / пер. Е.С. Пустовойт. ‒Токио, 1943.

Илл. 1. Землянка, пос. Верх-Кули (Трехречье).

Илл. 2. Однокомнатное (однокамерное) жилище казаков пос. Верх-Кули (Трехречье).

Илл. 3. Пос. Верх-Кули (Трехречье). Трехкамерный (трехкомнатный) дом («пятистенка»). Сверху вниз: восточная сторона, северная сторона, западная сторона, южная сторона.

Илл. 4. Способы углового соединения бревен в жилищах пос. Верх-Кули (Трехречье).