Культурное наследие Сибири Электронное
научное
издание
Карта сайта
Поиск по сайту

О журнале | Номера журнала | Правила оформления статей




2015, №2

 

Д.А. Алисов

КРЕСТЬЯНЕ В ГОРОДЕ: ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНОЙ И КУЛЬТУРНОЙ АДАПТАЦИИ
(конец XIX – НАЧАЛО XX века)

 

Проблемы формирования городского населения России (в том числе и Сибири) в последние десятилетия привлекали пристальное внимания историков1. Однако несмотря на появление крупных обобщающих работ вопрос о месте и роли крестьянства в этих процессах получил несколько одностороннее освящение. Крестьяне, официально отнесенные к сельскому сословию, изучались преимущественно теми, кто изучал деревню. Урбанисты, изучая процесс формирования городского населения, неоднократно отмечали значительный наплыв крестьян в города, но, как правило, оценивали этот процесс несколько односторонне и, как правило, придавали ему негативную окраску. Бывшие сельские жители для них были не более чем сырым (иногда слишком сырым) материалом для городского строительства и фактором, сдерживающим урбанизационные и модернизационные процессы.

«Механическая» миграция из сельской округи привела в город большое число вчерашних селян, прежде всего, крестьян. Численность и удельный вес крестьян в составе городского населения Сибири на всем протяжении второй половины XIX и особенно в начале XX в. постоянно росли. Удельный вес крестьян в городах с 1880 по 1897 г. вырос с 18,5 до 36,4% и они стали второй сословной группой городского населения после мещан. В отдельных городах крестьяне составляли более половины в составе городского населения: В Тюмени – 56,7%, Кургане – 52,6%, Туринске – 51,7%, Ишиме – 50,6%, Тюкалинске − 50,6%2.

Не только в малых и средних по размерам городах крестьяне играли весьма заметную роль в формировании городского населения, но и в больших. В Томске, например, численность крестьян с 1860 по 1880 гг. выросла более чем в 4,6 раза: с 2330 человек в 1860 г. до 10789 человек в 1880 г. Их удельный вес в составе населения Томска за это время увеличился примерно вдвое − с 15,4 до 31,9 %. В последующие годы эти тенденции получили дальнейшее развитие. В конце ХIХ в. крестьяне по-прежнему давали основное пополнение «новым» горожанам. Численность крестьян в Томске с 1880 по 1897 гг. увеличилась в 2,2 раза, а удельный вес поднялся на 7,1 %3. Реформы 1860–1870-х гг. «освободили» крестьянина и позволили ему принять более активное участие в формировании городского населения не только в Европе, но и Сибири.

Следует отметить, что уже в конце XIX в. внутренний состав этих сословий был весьма неоднороден. Крестьяне, поселившиеся в городах, а тем более родившиеся в них, как правило, порывали с сельскохозяйственным производством и со своим прежним бытом. Числясь по-прежнему в сословии крестьян, они занимались предпринимательской деятельностью, поступали «на службу» или становились наемными рабочими. Об этом красноречиво свидетельствует распределение городского населения по группам занятий. Согласно данным переписи населения 1897 г., только 2874 жителя Омска занималось земледелием (7,7 %) и 188 – животноводством (0,5 %), в то время как в «крестьянском» сословии числилось более 13 тыс. (35,7 %) горожан. Земледелием из числа томичей занимался всего 21 человек на 1000 населения, животноводством – всего один. В городах Западной Сибири – 52 и 3 человека соответственно4.

Обращает на себя внимание тот факт, что в крестьянском сословии в Томске числилось 39,2 % от общей численности населения, но реально сельским хозяйством занималось всего 2,6 % горожан5. Столь значительное расхождение приведенных данных свидетельствует о том, что уже в конце XIX в. в социальных отношениях городского населения происходят серьезные изменения, которые не укладывались в рамки официального административно-правового регулирования. Город, пополняя численность своего населения в значительной степени за счет миграции крестьян, включал их в новую систему экономических, социальных и культурных отношений. Постепенно менялся социально-культурный облик крестьян в городе, однако изменения их социального статуса не укладывались в систему официальных отношений и административной статистики.

Изучение межсословной мобильности крестьян еще только начинается и, главным образом, в связи с исследованием других социальных слоев. Поэтому фактологическая база пока недостаточна, и мы на сегодняшний день располагаем весьма фрагментарными данными. По мнению Ю.М. Гончарова, крестьяне сыграли весьма заметную роль в формировании купеческого сословия6. По подсчетам Г.Х. Рабиновича в начале ХХ в. из 724 крупнейших капиталистов Сибири (в основном купцов 1-й гильдии) более 25% происходили из крестьян7.

Примером удачной крестьянской адаптации является биографии известных сибирских предпринимателей Сибиряковых. Основатель рода – Афанасий был выходцем из крестьян Устюжской провинции Архенгелогородской губернии. А один из потомков – Александр Михайлович Сибиряков (1849−1933 гг.) – иркутский купец первой гильдии был известным меценатом и исследователем Сибири8. К числу успешных омских торговцев в начале ХХ в. принадлежали братья Маннафовы − выходцы из крестьян Казанской губернии, державшие большой магазин на Любинском проспекте, в котором торговали фруктами, бакалейными, гастрономическими и прочими товарами. Гариф Мансуров был избран гласным Городской Думы, председательствовал в Омском попечении об учащихся мусульманского мектебе9.

Естественно, в городские «верхи» выбиться смогла только небольшая часть выходцев из крестьян. Значительно большая часть после соответствующей социальной адаптации влилась в средние городские слои, в том числе и мещан. По мнению Ю.М. Гончарова и В.С. Чутчева, крестьяне были главным социальным источником пополнения мещан. В этом отношении поражает не только социальная, но и географическая мобильность крестьян. По данным Томского губернского статистического управления, в 1886 г. в мещане г. Томска были перечислены выходцы из крестьян Тобольской, Казанской, Пермской, Тульской, Владимирской, Вятской губерний10.

Однако следует заметить, что в наибольшей степени крестьяне пополняли пролетарские слои городского населения. Так, в фундаментальной коллективной монографии «Рабочий класс Сибири в дооктябрьский период» (Новосибирск, 1982), был сделан вывод о том, что местные крестьяне составляли один из источников формирования рабочих кадров промышленности. В составе местных и пришлых кадров рабочих по сословному происхождению главное место принадлежало крестьянам, а мещане (городское сословие) находились на втором месте.

Первичной формой адаптации крестьян к городу, промышленным и торговым занятиям являлось отходничество, которое получило широкое распространение в конце XIX − начале XX вв. Это явление было исследовано в фундаментальной монографии П.Г. Рындзюнского «Крестьяне и город в капиталистической России второй половины XIX века» (М., 1983). Согласно проведенным исследованиям, отходничество было широко распространено и в Сибири. Так, в 80−90-е гг. XIX в. в Чулымском районе Томской губернии 45% хозяйств поставляли в город временных и постоянных работников. В волостях Бийского округа около половины хозяйств имела дополнительный приработок. Иногда не отдельные ходоки, но даже целые деревни принимали в нем активное участие. Например, исключительно заводскими работами были заняты жители деревни Мыс, расположенной рядом с городом Тюменью. Они почти все работали на местном судостроительном заводе. Вятские крестьяне, по словам чиновника Переселенческого управления Д. Архипова, «отстроили топором» не только почти всю Западную Сибирь, но и значительную часть Восточной. В Красноярске приказчики в большинстве своем являлись владимирскими крестьянами. Чем шире внедрялись товарно-денежные в сибирскую деревню, тем большая часть крестьян прибегала к работе по найму, к побочным заработкам, тем чаще они оставались в городах.

Несмотря на это для царской бюрократии рабочий оставался представителем того сословия, из которого он вышел, т.е. крестьянином. Рабочий много лет трудившийся на промышленном предприятии и не помышлявший возвращаться к земледелию, он продолжал числиться крестьянином, платил налоги за землю и мирские повинности как крестьянин, возобновляя непрерывно свой «вид на жительство». Сословная принадлежность в этом случае существенно ограничивала свободу его личности: крестьянское общество контролировало его передвижение выдачей паспорта (в случае неуплаты подати или недоимки могло вернуть его в деревню, отказать в выдаче паспорта). Иногда дело доходило до курьезов. Так, в крупных промышленных селах, многие из которых позднее стали городами, в Абаканском заводе, Усолье, Николаевском заводе и некоторых других, сотни и даже тысячи рабочих, постоянно занятых на заводах, не могли прописаться в заводских поселках, потому что в них не было крестьянских обществ. Рабочие были вынуждены были записываться в общины соседних деревень или в мещане ближних городов.

Попадая в город, крестьяне привносили в городскую среду традиционный набор социально-культурных навыков и привычек, который, впрочем, под влиянием города вскоре менял сначала свои «очертания», а затем и «структуру». Так, значительная часть жилой застройки сибирских городов состояла из деревянных домов «крестьянского типа». Причем не только в малых городах, трудно отличимых от деревень, но и в больших. Возьмем для примера Томск, который выделялся числом каменных зданий среди других городов Западной Сибири. Согласно данным переписи, 16 марта 1880 г. в Томске было 2 266 застроенных дворовых мест, на которых располагались 4 384 жилых и 3 628 нежилых строения. Каменных строений (жилых и нежилых), по данным этой переписи, было 255, смешанных (полукаменных) – 85, остальные деревянные – 7 672. Удельный вес каменных зданий в это время едва превышал 3 % от их общего числа, в то время как деревянные составляли 96%. В других городах была схожая картина. В Омске в 1910 г. из общего числа жилых домов в 6 517 каменными были только 48 домов, 39 смешанной конструкции, а подавляющее большинство из них − 6 383 (98%) − были деревянными. Малые города Сибири состояли сплошь из деревянной застройки типовыми крестьянскими домами. Типичный образец застройки малого города дает Тара. По описанию И.С. Голубецкого, здесь преобладала квартальная застройка строго по периметру с замкнутыми дворами и приусадебными участками. Большинство изб и домов-пятистенков размещалось торцами на улицу, часто с тремя небольшими окнами на фасад. Каждая усадьба имела дощатый забор, ворота, амбар, другие хозяйственные строения. К дому примыкают сени. В задней стенке навеса есть калитка для выхода в огород, где имеется колодец. Подобная застройка сохранилась до наших дней во многих районах города. Кое-где ее можно встретить в настоящее время и в больших городах, например, в Омске. Таким образом, основным элементом городского пространства в сибирском городе был крестьянский деревянный дом. Жилые каменные дома были редкостью.

Перебираясь в город, крестьянин зачастую «тащил» (в переносном смысле слова) вслед за собой и домашнюю скотину, и огород. В исследовательской литературе неоднократно отмечалось наличие в городах большого числа огородов и домашнего скота. Так, в 1870-х гг. в Омске насчитывалось 1 278 огородов и 646 садов и садиков. Водоснабжение населения осуществлялось из рек и колодцев, которых насчитывалось более 900. Однако только 181 из них был с водой, годной для употребления в пищу. Остальные – или горько-соленые, или гниющие. Они использовались главным образом для полива огородов и садов. В отчете полицейского управления о состоянии города Тобольска за 1890 г. отмечалось, что «многие хозяева, имея при домах огороды, садят разные овощи: капусту, картофель, огурцы, лук, морковь, репу, редьку, свеклу и т. п. не только для собственного употребления, но и для продажи на городском рынке».

Картина городского пейзажа в эти годы довершалась стадами крупного и мелкого домашнего скота, дважды в день (ранним утром и поздним вечером) бредущими на пастбища или с пастбищ. По данным полицейского управления, в Тобольске в 1890 г. насчитывалось 4 306 лошадей, 2 982 крупного рогатого скота, 288 свиней и 580 коз и овец. Даже в начале XX в. в Томске насчитывалось более 11 тыс. голов домашнего скота, в том числе: лошадей – 7 284, крупного рогатого скота – 2 681, овец – 208, коз – 116, свиней – 752. Городские думы сибирских городов неоднократно принимали решения против бродячего скота и вводили соответствующий пункт в «Свод обязательных постановлений».

Исследователи проблем формирования рабочего класса нередко отмечали наличие у значительной части рабочих связи с землей и домашним хозяйством и расценивали это как пережиток прошлых социальных отношений. На самом деле, картина была сложней. «Свой» земельный надел и приусадебное хозяйство рабочего «из крестьян» позволяли осуществить адаптацию и социальный переход в «городское сословие» значительно мягче, без излишних социальных потрясений. Напротив, утрата этого надела и хозяйства ставила его в полную социальную зависимость от работодателя, и в случае потери работы приводила к маргинализации и социальному протесту.

Многие крестьяне, поселившись в городах, приобретали свое жилье. Так, газета «Степной пионер» 20 августа 1906 г. писала о группе рабочих Томской губернии: «Почти все рабочие из местных крестьян живут в своих квартирах и имеют свою пищу». Уделом «низов» были ночлежки. В «Сибирской газете» 5 декабря 1882 г. было опубликовано описание рабочего жилья: комнаты дробились «на мелкие клеточки и углы, буквально битком набитые людьми. Здесь по преимуществу живут нищие, торговки, продающие на базаре зелень, крестьяне, занимающиеся пилкой леса, топтанием глины на кирпичных сараях, плотники, разные мелкие ремесленники».

Интересен в этом отношении доклад о положении окраин Омска, представленный Омской управе Ивановым-Царевым. Вот небольшая выдержка из этого доклада: «На прогнившем, обращенном в свалку нечистот и постоянно загрязняемом сотнями живущих малокультурных людей участке рождаются и растут дети. Смертность детей громадна – 40%... Живут здесь все в землянках. Большинство населения, 54% – алкоголики. Пьянство здесь невероятно». По подсчетам автора доклада, в таких условиях проживало более 3 тысяч жителей Омска.

Перебравшись в город, крестьяне вполне осознавали необходимость социальной и культурной адаптации к новым для них условиям существования. Одним из способов борьбы за свое место под городским солнцем стало стремление крестьян получить более высокое и престижное образование. Об этом свидетельствует динамика сословного состава всех типов учебных заведений. Удельный вес крестьян среди учащихся мужских гимназий в России с 1880 г. по 1914 г. увеличился с 6,9% до 20,0%, т.е. почти в 3 раза11. Следует отметить значительный наплыв крестьян в профессиональные учебные заведения несельскохозяйственного профиля. Так, удельный вес крестьян среди обучавшихся в учительских семинариях и институтах Западной Сибири составлял 59% (1913 г.), среди учащихся средних и неполных средних учебных заведений медицинского профиля – 29% (1910−1912 гг.), среди учащихся средних коммерческих училищ – более 27% (1912−1914 гг.)12.

Таким образом, следует заметить, что и внутри «официального» сословия крестьян в конце XIX − начале XX в. происходят сущностные изменения. Выходцы из этого сословия все больше вовлекаются в модернизационные процессы, в среде крестьян (как городских, так и сельских), судя по всему, появляются инновационные группы, которые «задают» новую социокультурную модель поведения. «Плавильный котел» урбанизации изменил социокультурные характеристики и социальный статус «новых горожан» − «бывших крестьян», изменил их положение в социальной иерархии. «Городские» крестьяне и выходцы из крестьянского сословия (новые горожане), судя по фрагментарным и неполным пока данным, играли более существенную роль в модернизационных процессах, чем до сих пор признавала официальная наука.



Примечания

1 См.: Население Западной Сибири в ХХ веке. − Новосибирск, 1997; Население России в ХХ веке. − М., 2000. − Т. 1–3.

2 Скубневский В.А., Гончаров Ю.М. Города Западной Сибири во второй половине XIX – начале XX в. − Барнаул, 2003. − Ч. 1. − С. 88, 92.

3 Рассчитано на основании: Дмитриенко Н.М. Сибирский город Томск в XIX – первой трети XX века: управление, экономика, население. − Томск, 200. − С. 207; Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. − СПб., 1904. − Т. 79 : Томская губ. − С. 2; Обзор Томской губернии за 1912 год. − Томск, 1914. − Ведомость № 1.

4 Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. − СПб., 1905. − Т. 81 : Акмолинская область. − С. 84–85.

5 Алисов Д.А. Столица Степного края: социально-культурный облик населения Омска в конце XIX – начале XX вв. // Культурологические исследования в Сибири. − 2003. − № 2. − С. 77.

6 Гончаров Ю.М. Купеческая семья второй половины XIX – начала XX вв. − М., 1999. − С. 102.

7 Рабинович Г.Х. Крупная буржуазия и монополистический капитал в экономике Сибири конца XIX − начала XX вв. − Томск, 1975. − С. 54.

8 Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири. − Новосибирск, 1997. − Т. 4, кн. 1. − С. 46, 50−52.

9 Киселев А.Г. Миней Мариупольский и другие: 50 омских капиталистов. − Омск, 1995. − С. 43.

10 Гончаров Ю.М., Чутчев В.С. Мещанское сословие Западной Сибири второй половины XIX − начала XX вв. − Барнаул, 2004. − С. 46−47.

11 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). − СПб., 1999. − Т. 1. − С. 139.

12 Рассчитано на основании: Толочко А.П., Ищенко О.В., Сковородина И.С. Развитие профессионального образования в Западной Сибири в конце XIX − начале XX вв.: опыт истории в контексте современности. − Омск, 2005. − С. 152, 155, 158.

 

 

 Назад к содержанию номера   >>>

 

© Сибирский филиал Института наследия. Омск, 2014-2024
Создание и сопровождение: Центр Интернет ОмГУ